Юлиус Эвола - Восстаие против современного мира

В качестве западного примера созерцательного аскетизма можно привести в первую очередь неоплатонизм. Фундаментальный аспект аристократической аскезы обозначен словами Плотина «богам следует прийти ко мне, а не мне —к ним». [341] [341] Порфирий, Жизнь Плотина , 10. Также в своем изречении «Мы созданы по образу и подобию богов, а не добрых людей —наша цель не в том, чтобы избежать греха, а в том, чтобы стать богом» [342] [342] Плотин, Эннеады, I, ii, 7; I, ii, 6. Плотин определенно превзошел ограничения, установленные моралью, и использовал метод внутреннего упрощения ( άπλώσις ) в качестве способа освобождения от всех обусловленностей в том состоянии метафизической простоты, в котором возникает видение . [343] [343] Эннеады , I, vi, 9; V, iii, 7; V, ν, 7. Посредством этого видения — «присоединившись как центр к центру» —возникает приобщение к той ясной реальности, по сравнению с которой любую иную реальность можно охарактеризовать как «больше не-жизнь, нежели жизнь», [344] [344] Эннеады , I, iv,3; VI, ix, 10. и в которой чувственные впечатления предстают как сны, [345] [345] Эннеады , III, vi, 6. а телесный мир —как место «совершенного бессилия» и «неспособности быть» [346] [346] Эннеады , VI, iii,8; IХ,8. .

Другим примером в том же ряду является так называемый немецкий мистицизм, который, выйдя за пределы христианского теизма, смог достичь метафизических вершин. Entwertung Таулера соответствует άπλώσις Плотина и разрушению элемента «становления» (или сансарического элемента), что в буддизме считается условием достижения «пробуждения». Аристократическая концепция созерцательного аскетизма вновь появляется в доктрине Мейстера Экхарта. Как и Будда, Экхарт обращался к знатным людям и «благородным душам», [347] [347] Meister Eckhart, Schriften und Predigten , ed. Büttner, Jena, 1923, vol. II, pp. 89 и далее. чье метафизическое достоинство подтверждено наличием в них «силы», «света» и «огня» —иными словами, того, перед чем даже божество, понимаемое как «личность» (то есть теистически), становится чем-то внешним. [348] [348] Schriften und Predigten , vol. II, pp. 127-128. Его метод по своей сути состоял из отрешения ( Abgeschiedenheit ) —добродетели, которая, согласно Экхарту, находится выше любви, смирения или милосердия. [349] [349] Schriften und Predigten , vol. I, pp. 57 и далее. См. Tauler , Institutionsdivinae , cap. ХХХVIII. Здесь утверждается принцип «духовного центра»: истинное Я —это Бог, Бог —это наш истинный центр, и мы являемся внешними только для самих себя. Ни страх, ни надежда, ни тревога, ни радость, ни горе, «ничто, что может вывести нас из себя», не должно проникать в нас. [350] [350] Schriften und Predigten , vol. I, pp. 138,128 и далее. Не стоит предпринимать действие, продиктованное желанием, даже если его цель —само Царствие Небесное, блаженство и вечная жизнь. [351] [351] Schriften und Predigten , vol. I, pp. 127. Этот путь ведет от внешнего к внутреннему, за пределы всего, что является просто «образом»; за пределы вещей и всего того, что обладает качеством вещи ( Dingheit ), за пределы форм и качества формы ( Förmlichkeit ), за пределы сущностей и сущностного. Из постепенного угасания всех образов и форм, и, в конце концов, собственных мыслей, воли и знания возникает видоизмененное сознание, сверхъестественное и превзошедшее форму ( überformt ). Таким образом достигается вершина, по отношению к которой сам «Бог» (всегда согласно теистической точке зрения) предстает как нечто преходящее; это трансцендентный и «нерукотворный» корень Себя, без которого сам «Бог» не мог бы существовать. [352] [352] Schriften und Predigten , vol. I, pp. 78-79, 81. Все свойственные религиозному сознанию образы поглощаются реальностью, являющейся абсолютным и полным обладанием, и которая в своей простоте не может не внушать ужас любому ограниченному существу. И вновь мы находим солнечный символ: перед этой обнаженной и абсолютной субстанцией «Бог» предстает как луна рядом с солнцем . Божественный свет в сравнении с сиянием этой субстанции меркнет, как свет луны, затмеваемый светом солнца [353] [353] Meister Eckhart, ed. Pfeiffer ( Deutsche Mystiker , 1857), p. 505. .

После этого краткого упоминания о смысле созерцательного аскетизма необходимо сказать также и о другом пути —пути действия. В то время как в созерцательном аскетизме мы находим главным образом внутренний процесс, в котором на первый план выходят темы отстраненности и непосредственной ориентации на трансцендентность, во втором случае имеет место имманентный процесс, нацеленный на пробуждение глубочайших сил человеческого существа и на самопреодоление, что заставляет жизнь на пределе своей интенсивности высвободить вершину сверхжизни. Такова героическая жизнь согласно священному смыслу, часто демонстрируемому на Востоке и на Западе. Природа такой реализации требует присутствия одновременно внутреннего и внешнего, видимого и невидимого аспектов —в то время как созерцательный аскетизм может полностью лежать в области, не связанной с внешним миром ничем осязаемым. Когда эти два полюса аскетического пути не разделены, и ни один из них не становится «доминирующим» для определенного типа цивилизации, а, напротив, они гармонично сосуществуют, тогда можно сказать, что аскетический элемент невидимым образом питает «центральность» и «стабильность» традиционного организма, тогда как героический элемент обладает сильнейшей связью с динамикой этого организма, с оживляющей его структуры силой.

Что касается пути действия, то далее мы обсудим доктрину священной войны и роль, исполняемую в древности играми. Учитывая тот интерес, который тема героического действия должна представлять для западного человека, по своей природе более склонного к действию, нежели к созерцанию, мы рассмотрим ее более подробно.

Учитывая то, что в традиционном мировоззрении всякая реальность была символом, а любое действие —ритуалом, тоже самое было верным и для войны. В силу того, что война может принимать священный характер, «священная война» и «путь к Богу» могут сливаться в одно. В более или менее ясно выраженных формах это понятие можно найти во многих традициях: религиозный аспект и трансцендентное намерение часто обнаруживались в кровавых и завоевательных свершениях традиционного человечества.

Ливий сообщает, что самнитские воины выглядели как посвященные. [354] [354] Ливий, История Рима от основания города , IX, 40, 9: «воинов, посвященных по самнитскому обычаю подземным богам и отличавшихся поэтому белоснежным одеянием и сверкающим серебром оружием». См. X, 38, 2: «прибегли к помощи богов, приведя воинов к присяге по некоему древнему обряду, словно это посвящение в таинство» (перевод Н. Брагинской — прим. перев .). Остаточным отголоском подобной традиции является тот факт, что среди дикарей при воинском посвящении часто смешиваются воинские и магические элементы. В древней Мексике обретение титула командующего ( текули ) обуславливалось успешным исходом тяжелых испытаний инициатического типа; также вплоть до последних времен японские самураи во многом вдохновлялись доктринами и аскетизмом дзена —эзотерической формы буддизма.