Людвиг Витгенштейн - Записки о цвете

103. В остальном у нас либо нет представления, либо это представление весьма грубо и отчасти ложно.

104. ‘Темный’ и ‘черноватый’ - это не одно и то же понятие.

105. Рунге говорит, что черный ‘замазывает’; что это означает? Является ли это воздействием на нашу душу? Подразумевается ли здесь воздействие примешивания черного цвета?

106. В чём причина того, что темно-желтый не должен восприниматься ‘черноватым’, даже если мы называем его темным? Логика цветовых понятий даже более сложна, чем может показаться.

107. Понятия ‘блёклый’ и ‘блестящий’. Если мыслить ‘цвет’ как то, что является свойством точки в пространстве, то понятия блёклого и блестящего не имеют отношения к таким понятиям цвета.

108. Первое ‘решение’ проблемы цвета, которое приходит на ум, заключается в том, что понятия ‘чистых’ цветов относятся к точкам или маленьким неделимым пятнышкам в пространстве. Вопрос: Как сравнить цвета двух таких точек? Просто переводя взгляд с одной на другую? Или перемещая окрашенные предметы? Если второе, то откуда известно, что при этом предметы не изменяют своего цвета; если первое, то как можно сравнить цветные точки друг с другом, без сравнения того, как влияет их окружение.

109. Я мог бы представить себе логика, который говорит нам, что теперь он достиг того, что действительно может мыслить 2*2 = 4. НО. Если тебе неясна роль логики относительно цветовых понятий, то начни с простого случая, например с желтовато-красным. В том, что таковой существует, никто не сомневается. Как я научился употреблению слова «желтоватый»? Например, посредством языковой игры в упорядочивание. Я могу, следовательно, в согласии с другими научиться узнавать желтоватый, а также желтовато-красный, зеленый, коричневый и белый. При этом я делаю самостоятельные шаги, как в арифметике. Задачу найти желтоватосиний один может решить посредством зелёно-синего, другой вообще не понять. От чего это зависит?

111. Я говорю, что зелёно-синий не содержит желтого; если другой говорит мне, что всё равно он содержит желтый, то кто прав? Как это проверить? Различие только ли в его словах? - Не распознаёт ли кто-нибудь чисто-зеленый, не отливающий ни синим, ни жёлтым? И какая в этом польза? В каких языковых играх это можно использовать? -Во всяком случае, он может решить задачу отобрать зеленые вещи, не содержащие желтого, и зелёные вещи, не содержащие синего. Этим устанавливается точка выделения ‘зелёного’, которая не известна другим.

112. Один может научиться языковой игре, которой не может научиться другой. А в этом ведь и заключается всякая разновидность дальтонизма. Ведь если бы ‘дальтоник’ мог научиться всем языковым играм нормальных, то почему нужно отстранять его от определённых профессий? ИЗ. Если же обратить внимание Рунге на такое различие между зелёным и оранжевым, то он, пожалуй, отказался бы от идеи, что есть только три первичных цвета.

114. Ну и насколько то, что кто-то может научиться или не научиться игре, относится к логике, а не к психологии?

115. Я говорю: Тот, кто не может играть в эту игру, не владеет этим понятием.

116. Кто владеет понятием ‘завтра’? О ком мы говорим, что он им владеет?

117. Я видел на фотографии и мальчика с зачёсанными назад белокурыми волосами, запачканную светлую куртку и темноволосого мужчину, стоящих у механизма, который состоит частично из окрашенных в чёрное литых деталей, а частично из обработанных, отполированных валов, шестерней и пр., и рядом решетку из блестящей оцинкованной проволоки. Обработанная сталь имеет стальной цвет, волосы подростка - белокурые, литые детали - чёрные, решетка - цинковый цвет, несмотря на то, что все изображено посредством более светлых и более темных тонов фотографической бумаги.

118. Возможно, существуют слабоумные, которым невозможно втолковать понятие ‘завтра’, или понятие ‘я’, или научить считыванию показания часов. Он не научился бы употреблению слова ‘завтра’ и т.д.

119. Кому теперь я могу сообщить, чему эти люди не могут научиться? Разве не только тому, кто этому сам научился? Но разве я не могу сообщить кому-то, что такой-то не может научиться высшей математике, даже если первый также не владеет ею? И всё же: Разве тот, кто научился высшей математике, не знает более точно? Разве слово «шахматы» тот, кто научился этой игре, не понимает иначе, нежели тот, кто не смог? Что называют “описывать технику”»?

120. Или так: Имеют ли видящий нормально и дальтоник одно и то же понятие о дальтонизме? И всё же дальтоник понимает высказывание: «Я дальтоник», а также ему противоположное. Дальтоники не только не могут научиться использованию наших названий цветов, но они вообще не могут научиться использовать слово «дальтонизм», как его используют нормальные. Они всегда не могут, например, установить дальтонизм так, как могут нормальные.

121. И кому я могу описать всё то, чему мы, нормальные, можем научиться? Понимание описания также уже предполагает, что он чему-то научился.

122. Как могу я описать кому-то, как мы употребляем слово «завтра»? Я могу научить ему ребенка; но это не значит описать ему употребление. Но могу ли я описать практику людей, которые имеют, например, понятие ‘красновато-зеленого’, которым мы не владеем? -Всё-таки я в любом случае никого не могу научить такой практике.

123. Могу ли я тогда только сказать: «Эти люди вот это (скажем, коричневый) называют красновато-зеленым»? Не будет ли это всего лишь другим словом для чего-то такого, для чего у меня уже есть слово? Если у них действительно есть отличное от моего понятие, это должно быть видно из того, что я вообще не могу разобраться в их словоупотреблении.

124. Но всё-таки я всегда опять говорил, что можно вообразить наши понятия иными, чем они есть. Не является ли всё это бессмысленным?

125. Учение Гёте об образовании спектра не является недостаточно обоснованной теорией образования, оно, собственно, вообще не является теорией. С его помощью ничего нельзя предсказать. Оно скорее представляет собой неясную мыслительную схему того сорта, который мы находим в психологии Джеймса. Для учения о цвете Гёте нет experimentum с rue is. Тот, кто соглашается с Гёте, находит, что Гёте правильно распознал природу цвета. И ‘природа’ здесь - это не сумма опыта, который относится к цветам, но то, что [заключается] в понятии цвета.

126. Для Гёте ясно одно: Из тёмного нельзя составить светлое, - так же как из всё большего затенения не образуется свет. - Но это можно было бы выразить так: Если, например, сиреневый называют «красновато-беловатосиним» или коричневый называют «черновато-красновато-жёлтым», то белый ведь всё равно не называют «желтовато-красновато-зеленовато-синим» (или чем-то в этом роде). И этого не доказал также и Ньютон. Белый в этом смысле не является смесью цветов.