Джеффри Николас - Дюна и философия: путь ментата

Лето II подвел бы такой итог вышесказанному: проблема, результатом которой стал джихад, была «в той же мере в поведении, что и в самих машинах» («Бог-Император Дюны»). Когда все, включая людей, видится как всего лишь инструменты и механические части, которые могут быть повернуты в угоду нам, мы неизбежно упустим из виду какие-то аспекты того, что поставлено под вопрос. Отношение к заменителям компьютеров, к ментатам, показывает, насколько тщательно уважается дух запретов по джихаду среди различных фракций. Дом Атрейдес доверял своим друзьям и союзникам, которые также были ментатами. Барон Харконнен считал своего ментата простым орудием, еще одной пчелой, которую заменят, когда она станет опасной или бесполезной, и ему крайне не нравилось, когда Питер не соглашался с своей текущей задачей.

Неудивительно, что, когда Алия стала одержимой Бароном в «Детях Дюны», она начала мыслить подобно ему. Когда Айдахо было поручено выяснить, являлась ли Ирулан предательницей, его любопытство и лояльность не только к Алии, но и к Дому Атрейдес привели его к гораздо большим проблемам. Алии, как и Барону, пришлась не по душе такая потеря целенаправленности: «но Алия теперь желала иметь послушную машину. Им бы не пришлось страдать от ограниченности Айдахо. Машина никогда не предаст». Алия, конечно, была права, что машина сделает все, о чем ее попросят, но то, что она назвала ограниченностью, на самом деле была человечность ее мужа – его любопытство и личная мораль.

Истинная сила ментата заключается в самом факте того, что их вычислительные возможности всегда были частью человеческого естества и никогда не были просто инструментом. Ментат знает свои собственные пределы и не поддастся такому мышлению, зная, что он не на пути ни к абсолютной истине, ни к ответу на все. Временами с людьми бывает тяжело работать, но сотрудничество и работа сообща имеют преимущества над наймом простого орудия или ресурса. Напарник-человек помогает нам импровизировать, скажет, когда мы зрим в самую суть, и остановит нас перед выбором неверного направления. Айдахо продолжал служить Дому Атрейдес, даже когда Алия сосредоточилась лишь на себе. Он мог выбирать, куда направлять свое внимание, а не только быть ведомым другими. Это не слабость, а сила.

Машинное отношение, о котором предупреждал Лето II, опасно не только из-за неожиданного чувства, уводящего нас в сторону, или невозможности показать нам определенные предположения и инновационные решения. Оно разъедает нашу мораль и решительность, как индивидуально, так и в плане всего вида. В очередной раз проблема заключается в способе мышления, который использует инструменты и вызывает к ним доверие. Когда мы привыкаем к работе с машинами, имеющими определенное поведение, но с отсутствующими моральными ориентирами, становится проще видеть союзников, политических оппонентов и властные структуры как детали для использования в какой-то огромной игре. Барон Харконнен, похоже, упивался этим, как и Алия под его влиянием. Когда она хотела получить совета у машины вместо человека, она желала прямой способности к вычислению. Она хотела получить ответы без человеческого вмешательства и эмоций. Расчеты и советы редуцировались еще до одного средства. В сущности, она хотела свести интеллект к ресурсу.

Здесь мы видим моральный подтекст предупреждения Хайдеггера. Технологии предлагают нам думать о людях как о чем-то менее значительном, чем они на самом деле являются. Не только их достоинства должны быть оценены в отношении пользы для нас, но и их духовный путь, мысли и эмоции будут редуцированы до того, что их логика может дать нам, и она будет рассматриваться как еще один инструмент. Учитывая правильный подход, ментаты могут давать полезные ответы, подобно древним машинам.

В научно-популярном труде «Без меня ты ничто» о настоящей компьютерной революции, происходящей вокруг него, Герберт сам был не уверен в предположении, что «функции нашего мозга могут быть сведены к механическим принципам». Другие философы, например Хьюберт Дрейфус, были вдохновлены Хайдеггером в стремлении доказать, что компьютеры и другие подобные системы, полагающиеся на символы, никогда не смогут имитировать наш способ мышления и аргументации. Они доказывали, что любое количество манипуляций с символами не сможет воссоздать опыт живого существования, а сможет дать лишь похожий на человеческое мышление ответ. И даже если такое подражание превысит наши возможности, захотим ли мы, чтобы машины взяли на себя роль мышления? Даже самый просчитанный ход может быть ошибочным, как было показано джихадом в «Дюне».

Ирулан была одной из первых, кто выступил против Алии, над которой нависла опасность морального разложения: «сегодня мы восстаем против решений, как восстаем против врагов, или мы бездействуем, что сродни поражению, позволяя решениям других двигать нами. Неужели мы забыли, что это мы были теми, кто задал порядок вещей?» («Дети Дюны»). Алия противилась этому. Она хотела лишь держаться у власти и сделала бы что угодно, чтобы достичь этого. Но критика Ирулан попадает точно в цель: выбрав только игру в большую политику, Алия никогда не принимала настоящих решений. Ее персональные мотивы и убеждения были проигнорированы за их непрактичность. Ее зависимость во власти политических нужд вызывает вопрос: что Алия как личность по-настоящему сделала? Были ли хоть какие-то действия ее собственными, а не продиктованными обстоятельствами?

Это такая же дилемма, на которую джихад так яростно дал ответ на уровне проблемы Пряности. Даже если компьютеры всегда дают правильный ответ, то чем станем мы, если позволим им контролировать нашу жизнь? Когда на каждый вопрос найден ответ, жизнь встает на автопилот, что и произошло с Полом в «Мессии Дюны». Предостережение о Великом Восстании, о потере индивидуальности нашло свое лучшее место после активных и героических событий в Дюне. Когда круговорот событий замедляется и трон завоеван, мы вынуждены принять факты: джихад Пола был кровавым завоеванием, фримены были испорчены изнутри, а Пол в лучшем случае сомнительный герой. Его манипуляции фрименами унизили их, низвели их до состояния инструмента и в итоге лишили их гордости. Даже его брат по сиетчу Стилгар стал фанатиком: «Он был подобием человека, – выразился Пол в последней главе «Дюны». – Я видел, как друг превратился в поклонника».

Вероятно, скорее всего мы узнаем, что величайшее «оружие» Пола – предвидение, это и ловушка и проклятие.

Иметь видения о будущем очевидно гораздо практичнее, когда ведется война, когда нужно обыграть политического противника. Таким образом, Пол сделал лучший ход, посмотрев на будущий исход событий. Лучшие решения, лучшие действия – и так каждый раз. Кажется, Пол превзошел систему и действительно нашел «технологическое средство», которое позволило ему победить в каждом из случаев и предусмотреть все неприятные повороты.