Вольфрам Айленбергер - Время магов. Великое десятилетие философии. 1919-1929

Кассирер действительно глубоко укоренен в культуре университетской философии и никогда не ощущал сей факт как ограничение, а тем паче как разобщающее лицемерие. Об этом не в последнюю очередь свидетельствуют стиль и форма его трудов. Они целиком и полностью находятся в одном ряду с господствующими нормами академических публикаций того времени. И здесь Кассирер тоже противоположен Витгенштейну, Хайдеггеру и Беньямину, которые постоянно ищут наиболее самобытные (и даже просто своевольные) языковые формы для выражения своих мыслей. Ведь та же скрепа, что философски соединяет мышление и жизнь, связывает, по их убеждению, мышление и язык, мышление и стиль. Конкретная форма, в которой выражаются собственные мысли, никоим образом не является для содержаний чисто внешней, она и внутренне организует, и отличает их с самого начала. Во всяком случае, труды Кассирера в этом эмфатически индивидуализированном смысле не демонстрируют никакого собственного, уникального «sound».

Да и повседневная жизнь Кассирера в богатом гамбургском районе Винтерхуде, как и раньше в берлинском Груневальде, мало чем отличается от повседневной жизни его соседей – врачей, банкиров, коммерсантов. Сыновья учатся в закрытой школе (здесь проявилось одобрительное отношение к реформам, мальчики учатся в уже тогда знаменитой Оденвальдской школе [93] Оденвальдская школа – загородная школа-интернат, основанная в 1910 году в гессенском Хеппенхайме; долгое время считалась эталоном прогрессивного образования. ), по утрам он всегда читает газету (первым делом неизменно – спортивный раздел!), обсуждает с женой важнейшие дела, а затем удаляется в свой кабинет или в университет для мыслительной работы. После его возвращения домой они обедают, затем охотно музицируют или слушают музыку, перед сном – книга, порой даже детективный роман. Насколько возможно судить, брак у Кассиреров исключительно благополучный, и они, вместе со своими тремя детьми – Хайнцем, Георгом и Анной, – представляют собой «счастливую семью». Происшествий у них не слишком много.

Среди четверки философов Кассирер – единственный, для кого собственная сексуальность не обернулась тяжелой экзистенциальной проблемой, единственный, у кого никогда не случалось нервных срывов. О продолжительных творческих кризисах, а тем паче тяжелых депрессиях тоже ничего не известно. Правда, в первые годы брака жена диагностирует у него «легкую утреннюю меланхолию». На более стрессовых этапах он склонен к простуде с высокой температурой. Вот и всё. В остальном этот человек практически всегда способен мыслить творчески, причем не поднимая вокруг этого шумихи. Как вспоминает его жена Тони, он не требовал «ни от кого из близких участия в своей работе. Непосвященный мог месяцами, а то и годами бывать в нашем кругу, не догадываясь, что Эрнст вообще-то философ и с утра до ночи работает над философскими проблемами» [94] Cassirer, T. (2003). S. 111. . Единственная по-настоящему радикальная черта Кассирера – стремление к уравновешенности. Среди четверки главных философов этого политически более чем «бурного» десятилетия он – единственный открытый сторонник созданной в 1919 году Веймарской республики, более того, вообще единственный убежденный демократ.

С началом преподавательской деятельности в Гамбургском университете недавно назначенный профессор философии вступает в продолжительную фазу высочайшей духовной продуктивности. Осенний семестр 1919 года Кассирер, разумеется, начинает лекцией «Кант и немецкая духовная жизнь». Вот что значит – человек на своем месте, во всех смыслах. Иначе говоря, форма, которую Кассирер придает своей частной жизни, стиль его мышления и язык его книг воплощают одно-единственное стремление – выразить себя. Только в случае Кассирера это стремление выступает перед нами не в форме вечной борьбы и битвы, а в форме постоянно продуктивного достижения. Кассирер воплощает собой философскую жизнь в ее вековечном состоянии. Он действительно, самим своим собственным существованием, исполняет обет, рожденный его философией.

Это достижение заслуживает поистине высочайшей оценки, особенно когда понимаешь, что вся философия Кассирера развивается под знаком продуктивного опосредования глубоко укорененных дуализмов и мнимых противоположностей: внутреннего и внешнего, тела и души, чувства и разума, духа и материи, мысли и слова, мифа и науки, эмпирики и метафизики, единичного и множественного, человека и Бога, языка и космоса.

Принципиальная возможность подобного творческого опосредования заключена и в той главной мысли, которая осенила его в трамвайных поездках через разоренный войной Берлин и разработке которой он с 1919 года отдает всю свою духовную энергию и любопытство. В конце шаг за шагом разработанного им проектного наброска она сформулирована так:

Мы знаем «жизнь» только в ее «проявлениях»; однако квинтэссенция всего нашего предшествующего рассмотрения состоит как раз в том, что «проявление» не есть что-то случайное, несущественное, «внешнее». Оно является необходимой , истинной и единственной демонстрацией «внутреннего» и самой сущности. И всё, начиная с простейшего жеста, звука речи и кончая наивысшими духовными занятиями и чистейшей «метафизикой», подтвердило нам теперь это понимание [95] Cassirer, E. „Disposition“ der „Philosophie des Symbolischen“. S. 32, цит. по: Schubbach, A. (2016). S. 433. .

Итак, осенью 1919 года перед духовным взором Кассирера находится исследовательская программа, трактующая совокупное пространство духа как постоянно развивающийся континуум человеческих проявлений. Какими средствами и методами можно ее осуществить? И какую форму «духовного занятия» надлежит при этом рассмотреть в первую очередь? Проследим за первыми годами проекта Кассирера на основании их лейтмотивов.

Центральная мысль проекта Кассирера действительно заключается в понимании, что то, что мы называем «человеческим духом», «лишь в своем проявлении ‹…› обретает свою подлинную и совершенную внутреннюю сущность. Форма, обретаемая внутренней жизнью духа, оказывает обратное воздействие на его сущность и содержание» [96] ECW. Bd. 12. S. 231. См.: Кассирер Э. Философия символических форм / пер. С. Ромашко. В 3 т. Т. 2: Мифологическое мышление. М.; СПб.: Университетская книга, 2002. С. 204. .

Первые лепечущие звуки, а затем и однословные предложения ребенка («да-да-да», «мяч!») с этой точки зрения суть проявления в знаках внутренне пережитого. Впрочем, они не просто лишь воспроизводят или отражают пережитое, но придают ему конкретную (здесь: звуковую) форму, которая оказывает в своей первой, повторяемой устойчивости обратное воздействие на собственную внутреннюю жизнь ребенка, структурируя ее.