Луи Сен-Мартен - Человек Желания

Людское слово, ты не должно никак безмолвия узнать. И не свела ли слова Своего Верховная Любовь до твоего числа, чтобы тебе не потеряться, чтобы гармония не прерывалась.

Жизнь воспоем и слово, и славой воздадим мы слову человека. Оно достойным было, дабы Божественное Слово явилось заменить его.

Познает кто священное число Божественного Слова? Оно превыше всякого рожденья.

Оно распространилось для творения вселенной; Оно распространилось для воскресенья человеческого слова. И возвышаясь к своему единству, Оно восхитит и его к Себе.

Они еще в сомненьях пребывали, что это Слово Божеством Самим являлось! Берется ими ли за основанье человек и числа с естеством?

И человек по смежности своей?

А числа из-за их перемещений?

И естество, поскольку он его повсюду засевает?

Располагаешь ли достаточным в своей молитве постоянством, чтобы почувствовать, что есть Господня воля? Ты вскоре испытаешь, насколько больше человек любим, чем ненавидим.

Почувствуешь, как твое тело облачится в кроткое тепло, которое ему до дней последних обеспечит ловкость и здоровье.

Почувствуешь, как разуменье развивается твое, взор унося на поразительные расстоянья, что ты охвачен будешь восхищеньем за Созидателя чудес подобных.

Ты сердце ощутишь свое для радостей стремительных отверстым; оно способно разорваться, когда они продляться слишком долго. Счастливые плоды, которые произойдут от сих божественных эмоций, тебя всецело оживотворив, тебе дадут возможность оживлять себе подобных.

Однако, насколько действенно молитва эта способна исходить от нас? Не должно ли ей быть внушенной нам? Так позаботимся о том, чтоб тщательно внимать ей и повторять ее дословно, без изъяна.

Кто даст нам быть как будто бы ребенком по отношенью к голосу, который нам ее диктует?

И в нежном возрасте своем дитя молиться заставляют; ему внушают все слова, которые он только повторяет. И разом научают его частям молитвословий этих добровольных, свободных и могучих, какие его самим собой созиждут, когда избавится он от невежества и заиканья детства своего.

Правдивый кроткий образ того, что мы должны запечатлеть совместно с ангелом-хранителем своим, который никогда не покидает нас.

И такова задача, им исполняемая непрестанно подле нас, его, нас научающего элементам возвышенных молитв, что сотворим однажды мы, когда отделимся от нашей бренной оболочки.

Блаженны мы, коль наши развлеченья не помешали нам довольно часто ангелу-хранителю внимать.

Во рву глубоком оказались мы; и человек отзывчивый один в него спустился, чтоб вызволить оттуда нас. Однако, что же люди всякий день творят по отношению к Тому, Кто жертвой Себя сделал, освобождая смертных от грехов и пагуб их?

Вместо того, чтобы к Нему усердно прилепиться – вознесшись Сам, Он увлечет с Собою их – они свое все время дорогое посвящают расследованию, откуда Он грядет, Кто есть Он, имеет ли Он право прийти им службу предложить.

Грех первородный, как отрицать тебя, когда весьма заметно, что продолжаешься ты беспрерывно и в видах всевозможных? Господь Сам возвестил в Писании Священном: «Призовите Меня, призовите Меня, и Я внемлю Вам».

И пусть довольно кротко условие, нам заповеданное, не только мы не призываем Того, Кто в силах нам помочь, но мы же Им пренебрегаем и в миг, когда грядет Сам по Себе Он, не дожидаясь вопрошания людского.

И если нечто способно твоей мыслью пропитаться, несчастный смертный, так это Бога Твоего бескрайнее терпенье. Непостижимее оно тысячекратно могущества Его.

Оно в Его любви присуще пребывает; и коль смогли бы мы познать безмерность этой отеческой любви, то не осталось ничего бы в Боге для нас сокрытого.

Поднялся я перед рассветом, чтоб принести Предвечному обетования свои. Я выбрал этот час, ведь люди сном объяты и, кажется, погребены в нем, как в могиле, чтоб мыслию своей восстать оттуда.

Прекрасно это время для молитвы и единенья с истиной. И воздух еще совсем не заражён ни суетными словесами человеков, ни их ничтожными или порочными делами.

Ужели, смертные, безмолвью вашей мысли вторя, природа может обрести покой свой?

Но почему, Господь Всевышний, Ты слишком долго оставляешь на земле того, кто пред Тобой благоговеет, Тебя взыскуя, душа которого вкусила жизнь Твою?

К Тебе вздымаю я руками, и кажется, как будто ко мне протягиваешь Ты Свою десницу, как будто мое сердце наполняется Твоим огнем, как будто все, что в существе моем вершит с Тобою лишь одно.

В Твоем я духе достигаю священных всех пределов, в которых Твоей премудрости и Твоего могущества труды исходят в ослепительном сиянии и торжеством переполняют душу.

Увы, вот неожиданно встречаю я восход, что, дымкой огненной украсив горизонт, вещает миру о сосуде света. Грядет светило солнца пробудить, оцепененьем скованное естество; оно грядет, чтоб осветить мои телесные глаза, позволив наблюдать предметы, которые нас окружают.

Остановись и принеси мне благо сущее, коль не спешишь еще открыть глаза моего духа. Остановись, иначе – ты придешь закрыть их.

Стремишься ты мне только предложить картинки смертные красот бессмертных, что созерцала моя мысль. Стремишься ты скрыть от меня предвечное светило, которого ты есть лишь отблеск бледный и почти угасший.

Остановись же, ведь с тобою станут пробуждаться мысли человеков, безбожия честолюбивая отвага, а также беззаконий сочинители.

С тобою встанут власти мiрa, чтобы склонить народы под стальное иго, вместо того, чтоб их призвать к закону истины благому. С тобою будут выделяться все миазмы, и наполнять зловоньем атмосферу.

Последуем за Ним во всех путях, которые нам Он предначертать захочет. Избранникам Своим наметит Он стези, и образы представит для продвиженья человеческой семьи.

Они отделены от нас избранием своим, и по деянью своему они Ему принадлежат. Как мы о них судили? Когда-нибудь воззрят простые и несведущие люди на глубину и высоту колонн фундаментальных этих.

Но вы, о, неудачливые судьи того, что недостойны созерцать, сужденья ваши вы пожелаете предать забвенью. Вы пожелаете изгладить их слезами вашими, но ваши слезы не изгладят их.

Писанья ваши зло распространяют, и вы не в силах больше полагать порядок в них. Вам должно вопиять в слезах за зло, которое вы совершили, и зло, которое вы сотворить должны до исполнения столетий.

Кто будет в вящей силе, чтоб возродить в земле Египта бедствий новый бич, пусть сделает, чтоб сочинения не восстановленного человека вмиг черви источили бы, огонь пожрал бы их, или они бы обратились в прах.

И здесь своих писаний я не исключаю, хоть даже они не погрешали против духа: я тешу упованием себя, чтоб в них нашлось для духа место, когда он сам направит бедствие сие; и все же, желание мое, чтоб дух бы пребывал во всех вещах.