Роджер Скрутон - Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых [litres]

Гэлбрейт считал, что традиционная экономическая теория с ее акцентом на конкурентных рынках не подходит для описания «нового индустриального государства». Этим словосочетанием он обозначал как «капиталистические экономики» Запада, так и «социалистические экономики» советской империи. Более того, он утверждал, что традиционный акцент на производстве как критерии социальных, экономических и политических успехов не лучше идеологии. Это лишь удобное убеждение, льющее воду на мельницу нового типа государства, попутно отравляя источники удовлетворения потребностей.

Гэлбрейт предложил анализ всей социально-экономической системы промышленного производства, приняв во внимание множество факторов, которые, по его мнению, ранее игнорировались: «олигополию», «уравновешивающую силу», централизованное принятие решений и постепенное снижение роли мотивации к получению прибыли, а также эффективности конкуренции. В результате этого анализа, излагаемого в нескольких известных книгах, постепенно вырисовывается образ индустриального общества как обезличенной системы, контролируемой «техноструктурой», непосредственно заинтересованной в производстве. Легитимность этой системы зависит от навязывания политических мифов, в частности «мифа о холодной войне». При помощи него гонка вооружений и ставшее ее следствием технологическое перепроизводство, случайным образом сказывающееся на выпуске всех остальных товаров, оказались включены в политический процесс. Сами по себе эти мифы являются побочным продуктом глубоких структурных изменений в главных экономиках «капиталистического» мира. А те, в свою очередь, постепенно отошли от предпринимательской парадигмы, от которой отталкивались в своих размышлениях Маркс, Маршалл, Бём-Баверк и Самуэльсон [Marshall, 1890; Маршалл, 1993; Böhm-Bawerk, 1896; Бём-Баверк, 2002; Samuelson, 1983; Самуэльсон, 2002]. Как утверждает Гэлбрейт, «рынок» перестает быть главной инстанцией, определяющей цены и объемы производства. По мере того как увеличиваются возможности по контролю и управлению спросом, производство освобождается от его ограничивающего влияния. Потребитель превращается из суверена в подданного. А фирмы начинают подчиняться самоподдерживающемуся процессу планирования, который распространяется по всей промышленной системе и не имеет никакой другой цели, кроме своей экспансии.

В современной экономике, по утверждению Гэлбрейта, собственность и управление почти полностью разведены: все чаще люди, принимающие решения от лица фирмы, не являются теми, кто извлекает прибыль. Не несут они и личной ответственности за последствия своих действий. Условия труда определяются обезличенными силами, которые действуют через фирму и устанавливают, какое вознаграждение получают сотрудники: исполнители, менеджеры и директора. В принципе, ничто не мешает тому, чтобы служащий получал больше менеджера. В этом месте столь дорогая сердцу левых идея капиталистической «эксплуатации», равно как и марксистская концепция класса, сталкивается с серьезными сложностями. В действительности в современной свободной экономике есть два класса: занятые и безработные. Ни один из них не обладает монополией на власть над другим, поскольку политический процесс обеспечивает каждому защиту от принуждения. К тому же между двумя классами существует максимальная социальная мобильность.

В результате экономика демонстрирует то, что Гэлбрейт называет «уравновешивающей силой». По его мысли, чтобы понять структуру прибыли и вознаграждения, нам нужно учитывать не собственность и контроль, а взаимодействие сил производителей с «уравновешивающими силами». Последние обозначают пределы притязаний производителей на продукт и договариваются о своей доле в нем. Это не рыночные силы. Напротив, они неизбежно искажают конфигурацию рынка. Две силы имеют особое политическое значение: профсоюзы, которые ведут переговоры о цене труда, и олигополии-покупатели, которые ведут переговоры о цене продукции. Хотя эти силы не равны, они устанавливают цены, достигая соглашения и не прибегая к принуждению. И абстрактные рассуждения, тем более марксистские теории, рассматривающие все отношения в капиталистическом обществе как скрытые формы принуждения, не позволяют определить, складывается ли в итоге «справедливая система вознаграждений».

Вдумчивые социалисты, столкнувшись с аргументами Гэлбрейта, были бы вынуждены пересмотреть обещанную ими альтернативу капиталистической системе. Крайне сомнительно, что централизованный контроль системы, уже освободившейся от власти капиталистов, изменит реальное положение рабочего. Социалистические планы просто увековечивают уже имеющуюся систему контроля, одновременно увеличивая анонимность и неподотчетность его осуществления. Поэтому социализм, пишет Гэлбрейт, «для них означает социалистическое правительство, сознающее, что социализм в старом понимании невозможен» [Galbraith, 1972, p. 101; Гэлбрейт, 2008, с. 106]. Более того, убедительность социалистической картины мира базируется на представлении о капитализме, которое более неактуально, – на образе бездушного капиталиста, стремящегося лишь к прибыли и нанимающего только тех, кто из-за нужды не имеет иного выбора. Самоопределение социализма шло в противовес этому портрету. Следовательно, «беда демократического социализма – это одновременно и беда капиталистов. Как только последние лишаются возможности осуществлять контроль, демократический социализм перестает быть альтернативой» [Galbraith, 1972, p. 104; Гэлбрейт, 2008, с. 108].

Конечно, это чересчур упрощенные доводы. Тем не менее, если взгляды Гэлбрейта на современную капиталистическую экономику хотя бы отчасти верны, социалистическая критика больше неактуальна. А поскольку Гэлбрейт, по существу, повторяет аргументы Макса Вебера, то уже достаточно давно [Weber, 1968; Вебер, 2016–2019]. Правда, Гэлбрейт добавляет свои критические доводы, да еще с риторическим напором, характерным для классического социализма. Он намеревается развенчать представление о капиталистической экономике как саморегулирующемся механизме, организованном «рыночными силами».

Гэлбрейт утверждает, что уравновешивающая сила, которую представляют профсоюзы, олигополии-покупатели и новые «техноструктуры» внутри корпораций, воспроизводит саму себя, тогда как сила конкуренции нет. Следовательно, в долгосрочной перспективе капиталистическая экономика будет захвачена силами с внутренне присущей им тенденцией к росту и ограничит конкуренцию, которая сдерживала бы эти силы в интересах общества [Galbraith, 1952, p. 104]. Планирование приобретет приоритет над взаимодействием и перестанет ограничиваться краткосрочным влиянием на рынок. «Техноструктуры», на которых держатся современные корпорации, будут становиться все более амбициозными, расширяя связи с другими фирмами, правительством и любыми организациями, которые могут послужить дальнейшему увеличению их власти. Разными средствами корпорация будет уклоняться от ответственности перед своими директорами и акционерами [Galbraith, 1972, p. 81 ff.; Гэлбрейт, 2008, с. 88 и далее] и преследовать независимую цель дальнейшего роста. Ни прибыль предприятия, ни материальное стимулирование директоров не окажут существенного влияния на характер принимаемых решений: