Роджер Скрутон - Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых [litres]

…социалистическая экономика не производит и не воспроизводит подходящего для нее человека спонтанно, подобно тому, как классическое капиталистическое общество порождает homo economicus , раздвоенного гражданина / буржуа 1793 г. и де Сада. Поэтому функция социалистической демократии – это, в частности, воспитание ее членов в социалистическом духе [Lukács, 1983, p. 172].

Здесь Лукач демонстрирует сталинистский метод во всей его сущностной пустоте. Глупой отсылкой к де Саду он надеется разом отбросить все западные политические институты и вернуться в излюбленную область огрубляющих дихотомий: капитализм против социализма, реакция против революции, воспроизводство против воспитания, буржуазное против пролетарского, Лукач против врага.

Спрятавшись за этим подобием запутанной колючей проволоки, Лукач продолжал размышлять над реальным значением «классической немецкой философии». В последней работе «К онтологии общественного бытия», этом странном, скорбном танце теней на кладбище немецкой метафизики, он обращает внимание на настоящую религию и приписывает открытие этого явления Гегелю. В предложении, не менее глубокомысленном, чем любое другое в этой причудливо написанной работе, он говорит: «Гегелевское признание исторической роли религии как самостоятельной духовной реальности неуклонно возрастает. Но, даже несмотря на это, результатом не становится более глубокое, внутреннее отношение к ее содержанию» [Lukács, 1978, p. 59].

Если бы Лукач интересовался пролетариатом не как воображаемым проводником своей великой ненависти, а как существующим в действительности классом реальных людей, он мог бы обнаружить религию не только на страницах Гегеля, но и в действительности. И, столкнувшись с подлинным источником пролетарской морали, смог бы распознать в себе те же эмоции, но в извращенной и разрушительной форме. Он заметил бы свою ненависть к Богу, отказ от доверия, смирения и искупления, а также чрезмерную жестокость по отношению к сотворенному миру. Кроме того, он увидел бы, как сильно его «мессианское сектантство» по-прежнему было связано с происшедшим в Сараево, в какой высокой степени уничтожающие ярлыки «идеолог», «нигилист», «реакционер», «ностальгист», которые он без разбору бросал в лицо воображаемого врага, могли быть отнесены к нему самому. И насколько он сам до конца оставался тем же, кем был вначале: привилегированным осколком исчезнувшего правящего класса.

Эта характеристика может быть в равной степени применена к Адорно, который перенял у Лукача анализ капитализма и использовал в совершенно новом контексте критики массовой культуры. Главной любовью Адорно, родившегося в 1903 г. в семье состоятельного виноторговца, была музыка, которую он изучал во Франкфурте-на-Майне (родном городе его родителей), а затем, после 1925 г., у Берга в Вене, где и встретил Лукача. Его взгляды радикализировались вследствие Первой мировой войны и поддержки немецкой агрессии со стороны именитых интеллектуалов, таких как Макс Вебер, Макс Шелер и Георг Зиммель. В Вене Адорно вращался в революционных и марксистских кругах и, пока писал работы в защиту атональности и музыкального авангарда, постепенно переключился на философию.

Он вернулся во Франкфурт-на-Майне в 1931 г., чтобы занять должность преподавателя в университете, прочитав иннаугурационную лекцию в независимом Институте социальных исследований. Этот институт, на базе которого существовала Франкфуртская школа, был основан в 1923 г. и издавал авторитетный журнал Zeitschrift für Sozialforschung , где и стали появляться тексты Адорно. Он был пристанищем ведущих интеллектуалов, в том числе Макса Хоркхаймера (директора института с 1930 г.), Герберта Маркузе и Эриха Фромма. В 1933 г., после того как его закрыли нацисты, институт отправился в изгнание, сначала в Женеву, а затем, в 1934 г., в Нью-Йорк, где был присоединен к Колумбийскому университету. После прихода Гитлера к власти Адорно бежал сначала в Лондон и Оксфорд, а затем в Нью-Йорк, где провел некоторое время, прежде чем последовать за Хоркхаймером, Фроммом и Маркузе в Калифорнию. Потом разразилась война, и на передвижения Адорно был наложен частичный запрет, поскольку он был гражданином вражеского государства. Институт социальных исследований вернулся во Франкфурт-на-Майне в 1951 г., и вскоре после ухода с поста Хоркхаймера в 1953 г. Адорно стал его директором.

Хоркхаймер внес в программу Франкфуртской школы некоторые образцы консервативных и пессимистических течений мысли, нашедших приют в трудах Зиммеля и Шелера. Но фундаментально позиция школы снова определялась «классической немецкой философией», применяемой в марксистском ключе. Идея, проходящая красной нитью через сочинения ее представителей, формулируется в самом названии книги Хоркхаймера, написанной им в годы эмиграции в Колумбийском университете: «К критике инструментального разума» [Horkheimer, 1967; Хоркхаймер, 2011]. Согласно Хоркхаймеру, капиталистический мир демонстрирует триумф разума, а точнее, специфического, «буржуазного» типа разума, посредством которого все вещи переделываются по образу и подобию растущего среднего класса.

«Инструментальный разум» от любой проблемы находит какое-нибудь средство, но его мир лишен цели. Рабочий отчужден, его сознание фрагментировано. Он отделен от истинной человеческой природы социальным порядком, который обрекает его на монотонный труд ради обмена. В буржуазном обществе продукт труда – это средство получить то, на что он обменивается, и в самом товаре нет никакого смысла помимо того, что он имеет меновую стоимость. Ее «кристаллизованное» выражение, по утверждению Маркса, – деньги. Они олицетворяют инструментальный разум. А в мире, структурированном посредством денег, человеческая жизнь подвергается тирании вещей. Таким образом, Хоркхаймеру удается переработать основные идеи Лукача, описывая овеществленное сознание и товарный фетишизм при буржуазном порядке как результат торжества инструментального разума. При капитализме средства убивают смыслы. И человеческая воля, оторванная от целей существования, свободно, но бесцельно скитается от вещи к вещи.

На основе этого Хоркхаймер построил так называемую критическую теорию. Она задумывалась как систематическая критика капиталистической культуры, отсылающая к «буржуазным производственным отношениям», от которых последняя зависит. Разум, как утверждает философ, развращен капиталистическим порядком и теряет естественную для него сосредоточенность на жизни человека. Человечество никогда не должно быть только средством, но всегда его следует понимать как самоцель. Поэтому человеческая природа полностью выпадает из поля зрения буржуазного разума. Истинная критическая философия получается тогда, когда мыслитель обращает взор на самого себя и видит, что именно отравляет рассуждения.