Реймон Арон - Опиум интеллектуалов

Революционеры от идеализма приписывают рабочему классу сверхчеловеческую миссию – покончить с настоящим злом индустриальных обществ. Но у них нет смелости заявить, что пролетариат по мере своего неизбежного «обуржуазивания» теряет свои добродетели, которые были доверены его призванием.

Неудовлетворенность, которую оставляет реальное освобождение, обыденная мудрость свободного синдикализма приводят к тому, что интеллектуалы становятся восприимчивыми к обаянию идеального освобождения. Реальное освобождение рабочего в Великобритании или в Швеции представляется им скучным, как английское воскресенье, а освобождение советского рабочего – чарующее, как прыжок в будущее или катастрофа. Хотелось бы, чтобы телевизионные приемники сняли с освобожденных пролетариев Москвы ореол мучеников.

Создается впечатление, что экзистенциалисты подпишутся под формулировкой Фрэнсиса Шансона: «Призвание пролетариата не в истории, оно должно преобразовать историю» [44] Esprit , 1951, № 7–8, р. 12. . Клод Лефорт также заявляет: «Потому что намечена основная цель – уничтожение эксплуатации – политическая борьба рабочих может только потерпеть поражение, если не добьется успеха» [45] Temps modernes , juin 1952, № 81, р. 182. . За неимением точного определения слова «эксплуатация», зададимся вопросом: с какого момента неравенство доходов или трудовой договор между предпринимателем и наемным рабочим начинает заключать в себе эксплуатацию? Это предложение двусмысленно. Каким бы ни было значение, которое ему приписывается, оно – ложное: пролетариат одержал частичный успех, но этот успех никогда не был полным. Ничто не указывает на то, что промышленные рабочие имеют задачу преобразовать историю.

Но что же указывает, по мнению философов и христиан, на такое уникальное предназначение? Страдание, которое свидетельствует о социальной несправедливости и человеческих бедах. Обездоленность пролетариата стран Запада в наше время должна затронуть нечистую совесть привилегированных слоев общества. А как по поводу того «прокаженного меньшинства», ставшего стыдом и символом нашего времени, – евреев, уничтоженных Третьим рейхом, а также троцкистов, сионистов, космополитов, жителей стран Балтии или Польши, преследуемых по велению генерального секретаря Коммунистической партии, узников концлагерей, обреченных на медленную смерть, чернокожих в Южной Африке, перемещенных лиц, неквалифицированных рабочих в Соединенных Штатах или во Франции? А если несчастье вызывает призвание, то сегодня оно перейдет к жертвам расовых гонений.

«Противоречие» между наемными рабочими в промышленности и предпринимателями – это то самое противоречие, которое в ХХ веке коммунизм все больше эксплуатирует в развивающихся странах потому, что в странах капитализма пролетариев не так уж много и они недостаточно революционны. Он добивается других успехов, когда разжигает национальные страсти и требования народов, над которыми в недавнем прошлом господствовали белые. ХХ век – это в бо́льшей степени время колониальных или национальных войн, чем классовая борьба в классическом смысле этого слова.

А то, что пролетарии как таковые менее склонны к жестоким действиям, чем нации, борющиеся за независимость, расы, которые считают низшими, этот факт легко объясним, если забыть школьные учения. Промышленные наемные рабочие подчиняются дисциплине труда. Иногда в период первоначального накопления капитала они восставали против машин или против своих хозяев, безработицы и дефляции. Такие бунты подвергают опасности ослабленные государства и правителей, готовых к отступлению. Организованные рабочие находятся под двойным подчинением – производственной системы и системы профсоюзов. Производительность одной и другой растет одновременно, производство создает больше товаров, а профсоюзы переводят все возрастающую часть в распоряжение наемных рабочих. При этом рабочие неизбежно смиряются со своим положением. А руководители профсоюзов без больших обид соглашаются с обществом, которое не отказывает им в участии во власти или в распределении прибылей.

Крестьяне недовольны крупными землевладельцами потому, что хотят обладать землей, и они другим путем прибегают к жестким мерам. Именно в деревне и ради владения землей режим собственности имеет действительно решающее значение. Чем лучше развивается современная промышленность, тем менее важен статус собственности. Ни на Кировском заводе, ни на «Дженерал моторс» нет ни одного пролетария. Различия касаются набора управляющих и распределения власти.

Если предположить, что «преобразование истории» что-то означает, то наименее способным выполнить это представляется мне рабочий класс. Революции в индустриальных обществах изменяют идею о том, что работники смиряются со своим положением и с теми, кто ими управляет. Они преобразуют отношения между двойной иерархией: с одной стороны, технико-бюрократической системой, а с другой – профсоюзами и политикой. Результатом крупных революций ХХ века было подчинение последних бюрократической системе.

В Третьем рейхе и советской России руководители рабочих организаций передавали приказы государства наемным рабочим, но, кроме того, они не пересылали государству требования рабочих. Хозяева власти на самом деле считали себя облеченными полномочиями всей нации или расы. Члены Политбюро – избранники истории. Из-за того, что генеральный секретарь партии считает себя вождем пролетариата, несколько западных философов одновременно находят законными те действия, которые они разоблачали при капитализме: усиленная экономия, сдельная оплата труда и т. д. Они одобряют запреты, которые заклеймили бы, если бы демократы признали себя виновными. Рабочие Восточной Германии, забастовавшие против повышения норм, стали предателями своего класса. Если Гротеволь [46] Отто Гротеволь (1894–1964) – немецкий политик, с 1949 по 1964 г. занимал пост председателя правительства ГДР. – Прим. перев. не ссылался бы на Маркса, он стал бы палачом пролетариата. Замечательное свойство слова!

Тоталитарные режимы устанавливают единство технической и политической иерархий. И неважно, приветствуют их или проклинают, в этом видят только положение, пренебрегая вековым опытом. Свободные общества Запада, где есть разделение властей и светское государство, представляют собой особенность истории. Революционеры, мечтающие о всеобщем освобождении, ускоряют возвращение к обветшалому деспотизму.

Левые, революция, пролетариат – эти модные понятия являются запоздалыми репликами великих мифов, которые в недавнем прошлом питали политический оптимизм – прогресс, разум, народ.