Андрей Ефремов - Пишу

Часто редакторы не считают нужным писать ответ: передали текст в работу, и забыли. И автор должен в какой-то мере забыть: не переживать и не доводить себя из-за отсутствия ответа до состояния нервного срыва. Исключения составляют отправка издательством договоров и гонораров, просьбы сообщить банковские реквизиты, автобиографию, фото. Журнал «Иван да Марья» к примеру, часто присылал авторам макет журнала для согласования. Есть и другие нюансы.

Конечно же, очень приятно видеть свою работу опубликованной через месяц, или даже через год после отправки рукописи в издательство. И очень радуют редакторы газет, которые выставляют статьи и рассказы буквально через неделю после отправки рукописи в редакцию. Крупные сетевые информационные и новостные издания часто публицистику выставляют на всеобщее обозрение через час-другой после отправки к ним информации.

Считаю большой ошибкой умничать в заявке на публикацию, и писать высокопарные вещи. Редактор – он тоже человек. Сами посудите – если вы начинаете читать рассказ или повесть, и он вас не заинтересовал – дочитать вы его уже не сможете и не захотите. И никакие самовосхваления не смогут заставить редактора читать неинтересные чужие вещи. Тем более, у редактора великий опыт чтения «по диагонали»: решит, что будет интересно читателю – возьмет, решит – не интересно – не возьмет.

Писатель, который платит свои кровные деньги редакции за издание своих «нетленок», и писатель которому серьезное издательство выплачивает гонорар – согласитесь, это разный уровень мастерства.

Иной раз диву даюсь «умным» журналистским текстам – откуда они заумные слова берут – совершенно непонятные читателю? Такие слова, смысл которых читатель должен открывать либо в словарях и справочниках, либо прятать от людей свою непонятливость – а вдруг за дурака примут.

Небанальность, и, в то же время, декодируемость, доступность изложения – то есть возможность как можно проще довести до читателя мысль таким образом, чтобы он понял, что хочет сказать автор. Ценная информация та, которая снимает всякую неопределенность.

Простота изложения – главное оружие писателя за место в планах издательства. Грамотное и правильное владение словом, умение, что называется, красиво «заплести мозги» и редактору и читателю без «заумностей» – это второе и третье.

Не знаю, кто это сочинил, но «заплетено» красиво:

Перед нами стол. На столе стакан и вилка. Что они делают? Стакан стоит, а вилка лежит.

Если мы воткнём вилку в столешницу, вилка будет стоять.

То есть стоят вертикальные предметы, а лежат горизонтальные?

Добавляем на стол тарелку и сковороду.

Они вроде горизонтальные, но на столе стоят.

Теперь положим тарелку в сковородку. Там она лежит, а ведь на столе стояла.

Может быть, стоят предметы, готовые к использованию?

Нет, вилка-то готова была, когда лежала.

Теперь на стол залезает кошка.

Она может стоять, сидеть и лежать.

Если в плане стояния и лежания она как-то лезет в логику «вертикальный-горизонтальный», то сидение – это новое свойство. Сидит она на попе.

Теперь на стол села птичка.

Она на столе сидит, но сидит на ногах, а не на попе. Хотя вроде бы должна стоять. Но стоять она не может вовсе.

Но если мы убьём бедную птичку и сделаем чучело, оно будет на столе стоять.

Может показаться, что сидение – атрибут живого, но сапог на ноге тоже сидит, хотя он не живой и не имеет попы.

Так поди ж запомни, что стоит, что лежит, а что сидит.

Есть авторы, умудряющиеся писать льстивые «умные» и витиеватые запросы редакторам, и даже получать такие же «заумные» ответы. Элементы высокой материи искрятся в мутной воде. Кому ж не приятна лесть. Но мне почему-то это кажется смешным, и недостойным. Впрочем, у каждого своя истина, может быть я и не прав. И, признаюсь, чаще всего мне просто лень писать что-то лишнее в заявке.

Лестью можно пробить дорогу везде. Лесть порождение гордыни – а это уже духовный недуг. Есть авторы, подвергнувшиеся испытанием славы и известности, и уже не представляющие жизни без лести – до такой степени их в свое время избаловали.

Мне рассказывали, как один наш известный в 90-х годах местный, модный в то время Поэт выпрашивал (требовал) в отделе парфюмерии городского Универмага дорогой одеколон. Продавщица молодая девушка. Он ей говорит примерно так:

– Я Такой-то Поэт. Вы меня разве не знаете? Я постоянно по телевидению выступаю. Мои стихотворения все читают, – и т. д. в таком духе.

Его, в самом деле, по ТВ часто показывали, интервью брали. Псевдоним у него был замысловатый и через дефис.

Девушка смущенная что-то лопочет про то, что парфюм не ее личный, чуть ли не оправдывается перед ним. А Поэт выжимает:

– Ну, вы же понимаете, известным личностям принято делать подарки, – и т. д. и прочее.

Не помню, чем дело закончилось.

Это пример больной гордыни: полное отсутствие скромности, запущенная звездная болезнь. И вряд ли этот человек понимает, что есть такое скромность.

Стихов этого Поэта я совершенно не помню. Но в памяти запала фраза из стихотворения, которое он декламировал перед телевизионной камерой: «…И Чайковский гомосексуалист»… На волне перестройки подобное было в моде.

И когда я читаю хвалебные оды авторов и редакторов друг другу, я представляю себе вот именно этого – одно время модного Поэта, жестоко выброшенного судьбой из моря людской памяти и былой кратковременной славы на берег забытья. Мода она и есть мода – яркое мгновение, вспышка в гигантском потоке времени – ее удел. И никто от этого не застрахован – это нужно помнить. Вспомнил об этом Поэте в разговоре с библиотекарем. Оказывается, его книги того времени в фондах есть, но никто их читать не берет.

А сейчас для контраста строки из стихотворений другого, более скромного поэта:

Это строки из авторского сборника талантливейшего поэта Анатолия Остапчук, сборник опубликован якутским государственным издательством «Бичик» уже после его смерти. При жизни он был незаметным, неизвестным, и никому не нужным бомжем.

Одно время было наркотическое стремление писать рассказы в жанре мистики. Посылал в журналы, соответствующие этому направлению. Редакторы их охотно брали, и из-за этого развился нездоровый азарт: писать и посылать в издательство, писать и посылать… Со временем это стало неинтересно, – перегорел, наверное. Набралось огромное количество опубликованных и даже не раз переизданных рассказов в этом жанре.