Сергей Борисов - Сократы современности. Философская практика в технообществе

На четвертом этапе вы делаете попытку как бы «подняться» над своей ситуацией, чтобы получить новый взгляд на нее и тщательно рассмотреть ее с этой новой перспективы. К этому моменту вы ясно осознаете каждый из пройденных этапов и оцениваете результаты вашей работы. Теперь ваши умственные усилия связаны с тем, чтобы интегрировать этот опыт. Вместо того, чтобы видеть отдельные деревья, вы начинаете видеть лес. То есть вы пытаетесь взглянуть на вашу ситуацию единым философским взглядом с учетом вашей эмоциональной реакции на нее и ваших вариантов решения проблемы. На этом этапе вы готовы воспринимать философские идеи как системы и методы управления вашей ситуацией в целом. Различные философские позиции предлагают вам разные интерпретации вашей ситуации, а также разные «рецепты» работы с этой ситуацией. В нашем примере столкновения со смертью близкого человека нам необходимо рассмотреть наши собственные представления о качестве жизни, о наших обязанностях перед другими, о наших ценностных императивах. Посредством философского созерцания мы определяем собственную позицию в соответствии с нашими ценностями и созвучную нашей глубинной природе.

Наконец, сформулировав проблему, определившись со своими эмоциями, проанализировав варианты решения и обдумав свою философскую позицию, вы осознаете, что достигли равновесия. Вы понимаете суть своей проблемы и готовы к соответствующим оправданным действиям. Вы чувствуете себя на плаву, вы принимаете неизбежные изменения. Например, если вы решили отключить умирающую мать от источника искусственного поддержания ее вегетативной жизни, вы при этом абсолютно уверены, что это именно то, чего бы она хотела от вас, и несмотря на то, что ее смерть – это для вас тяжелый удар, вы исполнили ее желание и приняли правильное решение в этой сложной жизненной ситуации.

На заключительном этапе ваша проблема перестает быть проблемой, и вы постепенно возвращаетесь к своему обычному, но новому, улучшенному состоянию бытия, и больше не беспокоитесь до тех пор, пока новые неблагоприятные обстоятельства опять не выведут вас из равновесия. Нельзя остаться в состоянии равновесия навсегда. Но если процесс PEACE интегрирован вами, вы, несомненно, лучше подготовлены к будущему. Этот опыт никуда не денется, он неисчерпаем. Вы сможете вспомнить и повторно использовать все то, что сработало для вас при определенных обстоятельствах, в любой похожей ситуации. Если однажды вы уже доходили до финального этапа, вы уже не сможете жить прежней жизнью. Потому что ваша жизнь стала лучше, даже после самой мрачной трагедии, ведь теперь у вас есть опыт проживания этой ситуации и достижения равновесия. Вам открылась не только суть вашей проблемы, но вы узнали кое-что важное о себе, а именно, вы стали философски самодостаточным. Вы перестали чувствовать себя зависимым от терапевта и его рецептов. PEACE стало частью вас самих.

Некоторые люди способны проработать все пять измерений в течение одной консультации; для других PEACE растягивается на недели или месяцы. Продолжительность зависит как от клиента, так и от ситуации. Многие клиенты проходят первые три этапа – выявление проблемы, определение эмоций, анализ вариантов решения – самостоятельно перед тем, как обращаются за философской консультацией. Если так, философ переводит процесс на стадию созерцания. У каждого терапевтического процесса свой собственный темп, независимо от того, работаете ли вы самостоятельно, с другом или партнером, или с таким же как вы философом-практиком.

Каким бы рациональным ни был моральный аргумент, он сможет вызывать эмоции только в том случае, если ценности, к которым он апеллирует, действительно важны для нас. Чем важнее ценности, тем сильнее будет эмоциональная реакция. Таким образом, моральные эмоции – это не просто динамическая или мотивационная сторона нравственного поведения, основанного на рациональных аргументах, но и уникальные когнитивные «окна интуиции», в которых фактические моральные ценности предстают нам как наиболее важные. Часто моральные дебаты (а иногда и политические дебаты) в демократических обществах целиком и полностью базируются на эмоциональной захваченности ценностями и попытке их артикуляции, а не каких-либо рациональных аргументах.

Структура эмоциональных реакций одинакова как в отношении моральных, так и эстетических ценностей: эмоции четко идентифицируют самые важные ценности, независимо от того, относятся ли они к сфере уважения или восхищения, морального авторитета или красоты. Однако сила эмоций, как правило, намного выше, когда на карту поставлены именно моральные ценности (а к ним также можно отнести и ценности религиозные). Таким образом, важность моральных эмоций трудно переоценить при обсуждении таких практических моральных вопросов, как добродетель, терпимость или уважение.

Пожалуй, наиболее очевидная практическая роль моральных норм (и соответствующих моральных ценностей) состоит в том, что они ограничивают проявление спонтанности: там, где возможны спонтанные эгоистические действия, моральные нормы требуют от человека проявлять некоторую степень сочувствия и внимания. В этой роли этика является своего рода преградой, которая удерживает нас на стороне прав человека. В своей ограничительной функции этика основывается на рациональном моральном суждении, которое в идеале может контролировать эмоции, тогда как в противном случае они бы заставили человека действовать безнравственно.

Однако существует дополнительная роль этики, которая твердо зиждется на способности человека (или группы) проявлять моральную спонтанность, которая мотивируется и подпитывается моральными эмоциями, и которая противоречит любому типу рациональных суждений. Действия самопожертвования убедительно иллюстрируют этот аспект этики, который во многих случаях исключительно зависит от проявления эмоциональной спонтанности нравственной личности. Человек, который ныряет в морскую пучину, чтобы спасти жертву кораблекрушения, действует вне каких-либо непосредственных рамок рационального морального суждения или расчетов «за» и «против» такого действия.

Когда мы рассматриваем активную жертвенность, часто обнаруживается, что чем она менее расчетлива и более незамедлительна, тем большее моральное одобрение она, как правило, получает. Есть что-то вроде неявного ожидания того, что жертвы следует приносить «искренне», без расчета, только тогда это будет иметь ценность. Чем меньше в бескорыстном действии рациональности и больше «безотчетности» или спонтанности, тем более добродетельным будет выглядеть действующее лицо. Фактически, большинство людей согласятся, что есть что-то более «героическое» в том человеке, который прыгает в воду, чтобы помочь тонущей жертве, «не раздумывая», чем в том, который медлит, тщательно обдумывает ситуацию и лишь потом прыгает, чтобы, по сути, осуществить то же самое. Похоже, что мы склонны ценить добродетельную спонтанность (или свободное проявление положительных моральных эмоций, таких как эмпатия или чувство солидарности) больше, чем рациональное моральное суждение как таковое.