Сергей Борисов - Сократы современности. Философская практика в технообществе

Желание для многих воспринимается как нечто опасное, поэтому желание вытесняется именно потому, что любая позиция желания, сколь бы ничтожна она ни была, может поставить под вопрос установившийся порядок общества. Желание по своей сущности является революционным, и никакое общество не может вынести позицию истинного желания без того, чтобы его структуры эксплуатации, порабощения и иерархии не были разбиты. «Если общество смешивается с этими структурами, тогда, конечно, желание угрожает ему по самой своей природе, – пишут Делёз и Гваттари, – следовательно, для общества жизненно важно подавлять желание, и даже найти кое-что получше подавления – сделать так, чтобы подавление, иерархия и эксплуатация сами стали желаемыми…» 16 16 Там же. С. 186—187. Однако каждый человек потенциально обладает шансом начать жить согласно естественным законам желания, восстановив гармоничные отношения с природой, обществом и самим собой.

Философия воспитывает в нас особые «эпистемические добродетели»: веру в то, что что бы ни случилось, благо есть, мир есть и бытие есть, а небытия нет; мужество быть собой, дорожить неповторимостью и уникальностью своего феноменологического опыта; уважение и даже благоговение перед уникальностью феноменологического опыта Другого (и жизни в целом); умеренность и скромность выражения мысли и чувства, чтобы каждое высказанное слово было на вес золота и обладало такой же выразительностью как благоговейное молчание; открытость автору, собеседнику, жизни в целом, чтобы тень моего Эго не заслоняла новую мысль и новый мир, предстающий в ее свете.

Бертран Рассел в своей книге «Проблемы философии» видит ценность философии в следующем: «Ум, привыкший к свободе и беспристрастности философского размышления, сохранит кое-что от этой свободы и беспристрастности и в мире действий и эмоций. Он будет рассматривать свои цели и желания как части целого, полагая, что, за исключением этих бесконечно малых фрагментов, весь остальной мир не подвержен воздействию человеческих деяний. Беспристрастность, которая в размышлении является незамутненным преследованием истины, – это как раз то свойство ума, которое в действии являет собой справедливость, а в эмоциях – всеобщую любовь, которая может быть дарована всем, а не только тем, кто признан полезным или достойным похвалы. Это размышление расширяет не только объекты нашей мысли, но также объекты наших действий и наших эмоций: оно делает нас гражданами Вселенной, а не только обнесенного стеной города, который воюет со всем своим окружением. В этом вселенском гражданстве и состоят истинная свобода человека и его освобождение от рабства мелочных надежд и страхов». 17 17 Джеймс У. Введение в философию. Рассел Б. Проблемы философии. М.: Республика, 2000. С. 275.

Тема этого рассуждения заостряет внимание на прагматическом аспекте философии и тесно переплетается с необходимостью определения места и роли философской традиции в современной культуре. В моем понимании это непосредственно связано с преподавательской деятельностью, которая для большинства отечественных философов служила и служит главным каналом трансляции этой традиции «в массы». Поэтому прежде чем говорить о месте и роли философии в современной культуре следует задуматься над вопросом о цели преподавания философии в университете. То, что преподавание философии на первых курсах университета является обязательным (конечно, речь идет не о философских профилях обучения), есть не заслуга философии как самостоятельной области знания и практики, необходимой для становления личности, это во многом дань традиции «истмата» и «диамата», когда философия была прислужницей официальной идеологии. Как только чиновникам от образования станет ясно, что философия не может и не должна прислуживать государству, ее судьба как учебной дисциплины предрешена, она перестанет быть обязательным предметом в университетах, и станет учебной дисциплиной по выбору. В связи с этим вопрос – зачем и как преподавать философию? – есть также и вопрос о самоопределении философской традиции в современной культуре.

Если адресовать этот вопрос самим студентам, то, я думаю, ясный ответ на него дадут только те, кто в будущем планирует продолжить обучение в магистратуре и аспирантуре по философским специальностям, а потом пополнить ряды преподавателей философии. Что же ответят остальные? Зачем им философия? Если ожидаемые ответы будут связаны с умением хорошо мыслить, работать с мировоззренческими проблемами, развивать личностные качества, то в таком случае вопрос «зачем» автоматически переходит в вопрос «как». Как удовлетворить все эти запросы посредством преподавания философии? Как философская традиция может быть востребована в контексте этих запросов?

В ответах на эти вопросы мы не можем ограничиться простыми декларациями по поводу того, что знакомство с философской традицией в привычном режиме лекций или семинарских занятий уже является своего рода «проводником» в мир философии. Не будем желаемое выдавать за действительное. Увлекательный рассказ лектора о том, какой вклад внесла философская традиция в мировую культуру, об истории этой традиции и о духовных подвигах тех или иных ее представителей является для большинства студентов только «информацией к сведению». Даже если аудитория заворожено слушает вдохновенные речи лектора, мы ровным счетом ничего не можем сказать ни о понимании студентами речей говорящего, ни о той умственной и душевной работе, которую они при этом совершают, ни о том, что останется в их памяти после того, как прозвучит звонок на перерыв. Следовательно, этот «театр мысли» одного или нескольких актеров, это только начало, дающее робкую надежду на то, что философская традиция может иметь влияние на слушателя и затронуть в его душе какие-то глубинные струны. Что же дальше?

Допустим, дальше на семинарских занятиях преподаватель организует погружение в философскую традицию посредством приобщения студентов к текстам тех или иных значимых философских произведений. По какому принципу будет осуществляться подбор текстов? Было бы наивно ожидать, что критериями подбора будут те мировоззренческие проблемы, которые возникли в душе слушателей, воодушевленных лекционным курсом. Философская традиция как «история философии» имеет свой предмет, а именно эту самую историю. Следовательно, к нашей первой неизвестной x (что осталось в голове у слушателей лекций и, вообще, поняли ли они что-нибудь) добавляется вторая неизвестная y (насколько соответствует история философской традиции, отраженная в хрестоматийных философских текстах, истории личностного развития читателей этих текстов). Смею предположить, что неясность этих х и у в преподавании философии делает это преподавание совершенно бесполезным для большинства слушателей университетских философских курсов.