Моррис Коэн - Введение в логику и научный метод

1. Тема о том, что научный метод применяется только для открытия и доказательства того, что в действительности имело место, а также о том, что, поскольку человеческие поступки являются необходимыми результатами причинно-следственных законов, все суждения, содержащие одобрение и неодобрение, являются нерелевантными, если не бессмысленными.

2. Тема о том, что суждения относительно ценности абсолютно субъективны, случайны или зависят от каждого отдельного историка.

3. Тема о том, что нельзя привести адекватного основания для доказательства подобных суждений.

1. Вопрос о том, подчиняются ли события человеческой истории необходимым законам или нет, разумеется, не относится к сфере логики. Однако здесь, тем не менее, уместно отметить, что эмпирически подтверждаемая история не доказывает и не может доказывать существования таких универсальных или необходимых законов. Никому не удалось сформулировать какого-либо общего закона истории, и поэтому очевидно, что наше фрагментарное и подчас спорное знание прошлого не позволяет нам доказать то, каким должно быть и каким будет будущее. Допущение, согласно которому события человеческой жизни подчиняются законам или неизменным отношениям, может отстаиваться как необходимое условие или постулат научного метода. Однако важно отметить, что любые законы, применимые к предметной области истории, могут быть только законами социальной науки, которая не увязывает людские жизни в их цельности, а устанавливает отношения только между их отдельными абстрактными фазами, подобно законам спроса и предложения в экономике. Однако историческое исследование, имеющее дело с конкретными совокупностями, должно при этом содержать ссылку на уникальные и неповторяющиеся элементы. Какой-нибудь индивид может быть таким же амбициозным, как Цезарь, таким же талантливым полководцем и великодушным противником. Однако если временной ход событий является реальным, то тот человек, который в определенный момент времени пересек Рубикон и изгнал Помпея и партию сената из Италии, уже не вернется.

Если в таком случае подтверждаемые законы событий человеческой жизни относятся к тому же типу, что и законы всех естественных событий, то они представляют собой повторяющиеся модели абстрактных отношений. Если события А и В тесно связаны, согласно некоторому закону, то историк должен рассматривать событие В как каузально обусловленное, или детерминированное, событием А. Однако по этой же самой причине легитимным и релевантным является вопрос о том, что бы случилось в любой данной ситуации, если бы некоторый фактор или обстоятельство были бы иными. Что бы, например, могло случиться, если бы Александр Македонский решил не захватывать Бактрию и Согдиану, а вторгнуться в Италию, как это впоследствии сделали его двоюродные братья из Эпира? Утверждение о том, что если бы все факторы остались теми же самыми, то окончательное решение Александра было бы неизбежным, не означает возражения на указанный вопрос. Одним из факторов в этом деле, вне всякого сомнения, было богатство Индии и невоинственный характер ее населения, что делало данный поход более соблазнительным, чем все, что могла предложить Италия. Вопросы, подобные исследованиям того, каким был политический горизонт в определенный момент времени, вовсе не противоречат требованиям научного детерминизма. Более того, для понимания значимости произошедшего эти вопросы должны быть рассмотрены.

Когда историк ставит себя подобным образом на место исторической личности в определенный момент времени и пытается взвесить причины, в той или иной степени повлиявшие на поступки людей, он не может игнорировать моральные чувства и стандарты, распространенные в конкретное время среди людей, поскольку эти чувства являются подлинной частью истории, в объяснении которой и заключается его задача.

2. Небезосновательным в историческом смысле является возражение, согласно которому моральные суждения зависят от фактора предвзятости и принадлежности к той или иной группе, и что эта их зависимость искажает наше видение истории. Большое количество конкретных оценочных суждений, сделанных историками, были не только наивными и предвзятыми, но даже и нерелевантными относительно исследуемой предметной области. Последнее имеет особую важность для логики. Для понимания поведения американских индейцев совершенно нерелевантно судить о нем с точки зрения кодекса Конфуция. Также не всегда полезна и оценка прошлого, например, поведения короля Испании Филиппа II, с точки зрения наших современных моральных воззрений. Однако высказанный аргумент направлен скорее против неадекватного исторического знания и видения, а не против релевантности моральной составляющей в истории. Разумеется, каждая группа людей, о которой мы знаем из истории, в явной или неявной форме исповедует определенные идеалы поведения и оценивает определенные вещи как достойные или недостойные, восхитительные и презренные. Такие идеалы и моральные стандарты являются подлинной частью истории.

3. Для ученого-историка нормы и стандарты являются объективными фактами, которые предстоит обнаружить на основе имеющихся оснований. Нельзя отрицать того, что сбор адекватных оснований для утверждения таких фактов очень сложен. Будучи рожденными и выращенными в стандартах одного языка, мы можем считать, что именно наш язык и наши способы поведения являются естественными, и понимание чужих форм и моральных оценок может оказаться для нас непростой задачей. Например, современному историку сложно осознать, что некоторые наши религиозные и моральные оценки не разделялись Геродотом, китайцами, древними иудеями и даже итальянцами и испанцами XV–XVI веков. С другой стороны, стремление людей к новизне, ко всему причудливому и экзотическому нередко заставляет их преувеличивать моральные различия между людьми различных эпох, климатических зон и социальных организаций. Поэтому историк должен быть осторожен, чтобы, с одной стороны, не оказаться нечувствительным к утонченным различиям и чтобы не упустить очевидные расхождения в человеческой природе – с другой. Если историки-рационалисты XVIII века имели первый изъян, то более романтически настроенные современные историки, жаждущие открыть мельчайшие различия, скорее грешат во втором отношении.

Существуют и другие обстоятельства, усложняющие отыскание адекватных свидетельств распространенности соответствующих моральных стандартов или норм в той или иной группе или эпохе. Всегда существует вопрос, насколько типичными для определенного периода, страны или класса являются те или иные взгляды или поступки. Однако, в конечном счете, именно с этой трудностью историку приходится справляться все время, если он стремится описать жизнь целого народа, излагая поступки лишь нескольких типичных его представителей.