Жан Валь - Несчастное сознание в философии Гегеля

Тогда же обнаруживается и идея, которую Гегель изложил в конце «Фрагмента Системы»; существует нечто, что выше философии. И так же, как в «Вере и Разуме», он говорит об огне, об огне веры, в котором сгорают все единичные признаки конечного, огне, который разрушает само сознание этого разрушения, то сознание, в котором, согласно «Различию», философская рефлексия достигла своего высшего уровня, но которое в свою очередь также должно исчезнуть. «Спекуляция требует самого высшего синтеза сознательного и бессознательного, вплоть до разрушения самого этого сознания, и разум позволяет утопить свою рефлексию абсолютного тождества и свою науку, и самого себя в своей собственной пропасти. И в этой ночи простой рефлексии и резонерствующего рассудка, в ночи, которая является полднем жизни, оба они могут встретиться»

Любопытно сблизить эту формулу с мышлением Гете.

Необходимо добавить, что, возможно, под влиянием Гегеля Шеллинг позже также будет стремиться вновь ввести рефлексию, свет, в созерцание и в ночь божественной мистерии. См.: Кронер. T. II. Р. 189. См. также: Новалис . Генрих фон Офтердинген. «Энтузиазм без рассудка бесполезен и опасен».

Уже в «Жизни Иисуса» неоднократно упоминается идея судьбы Христа. Именно идея судьбы делает религию греков такой прекрасной и человечной. Отсюда замысел пропитать христианство этой идеей.

О наказании см.: Naturrecht. Р. 371. О судьбе см. «Феноменологию Духа». О месте Судьбы в концепциях Гельдерлина см. наброски Гипериона : «Энтузиазм сына Судьбы». Об идее наказания у Гельдерлина см. философские фрагменты в историкокритическом издании, т. III. В «Grund zum Empedoldes» Гельдерлин показал, как самое великое примирение осуществляется в самой большой враждебности, как индивидуальность здесь возникает в самой великой борьбе.

Концепция прекрасной души поиному излагается в «Феноменологии», где она оказывается лишь пассивностью, где она заранее склоняется перед Судьбой.

См.: Гемстергейс. Aristée ou de la divinité. P. 63–64 (édition des Œuvres completes. Paris, 1809).

Идеи πλήρωμα и Aufhebung , кажется, в уме у Гегеля были связаны.

Следует сблизить эти идеи с идеями, изложенными Гельдерлином; так же, как существует формальная противоположность, существует и формальная связь; так же, как существует материальная противоположность, существует и материальная связь. То, что противопоставляет два гармонически связанных элемента, когда мы их мыслим как разделенные, связывает их, когда мы мыслим их как единые, «и один и тот же акт разума, который, согласно его значению, есть следствие лишь законченной борьбы, является объединяющим началом так же, как ранее он был началом противопоставляющим». Он говорит о материальной противоположности, которая противопоставляется себе самой. Здесь одновременно происходят и перенос внутрь, и разделение: существует бесконечное единство, которое «является точкой разделения единого, взятого как единое, затем связью единого как противоположного, затем и тем и другим в одно и то же время таким образом, что об этом единстве можно лишь сказать, что гармонически противоположное не является ни противоположным как единым, ни единым как противоположным, но представляет собой и то и другое сразу, неразрывно ощущаемое и как противоположное единое и как единое; оно, следовательно, является не только противоположностью единого, и не только единством противоположного; противоположное и единое существуют в нем неразделимо». Более того, он будет говорить о единстве любви и противоположности. Между прочим, у Шеллинга обнаруживается идея необходимости Иного для Единого, и Единое для него является связью между ним самим и Иным. Здесь мы видим также и идею тождества, которое разделяется в себе самом, идею двойственного в едином. Кроме того, Шлегель, когда он дал определение философии как логической химии, науки наук, в той мере, в какой они смешиваются друг с другом и отделяются друг от друга. Это была главная идея философии романтиков. «Каждый, говорит Кирхер, искал форму для того целого, которое является разделенным, для этой двойственности единства» (Philosophie der Romantik. P. 263; cf. p. 210 et 260).

См. «Различия» о необходимости двух антиномических высказываний в начале философии, о взаимном предположении тождества и различия. Противоречие — это формальная видимость абсолюта. Фихте это предполагал. В данный момент противоречия для Гегеля образуют лишь отрицательный аспект абсолютного. Уместно было бы отметить проведенные здесь различия между абсолютными противоположностями, противоположностями формальными у Фихте и у Рейнгольда, реальными противоположностями у Шеллинга и, наконец, абсолютным противоречием, которым является сам разум. Мы видели, что то же самое различие необходимо проводить и между множеством видов отрицания.

Познание окажется продуктом разделения, конечным и, следовательно, ложным (так как разделение искажает), и в то же время тождеством, то есть в нем не будет ничего абсолютно ложного. В этом отношении Брэдли будет развивать гегелевские идеи, углубляя их при помощи теории внутренних связей. Для Гегеля не теория внутренних связей, а идея, что крайности одновременно и уничтожаются, и сохраняются, имеет отношение к теории познания, которое является фальсификацией, но фальсификацией частичной. Именно так Гегель приходит к своему утверждению о тождестве нетождественного; в этой формуле он обнаруживает определение абсолюта, который содержит в себе одновременно и противоположность, и единство. Каждая из сторон абсолюта будет в свою очередь противоположна самой себе, и так до бесконечности. Таким образом, каждая сторона субъекта и каждая сторона объекта представляет собой тождество объекта и субъекта; любое знание будет истиной, любая пылинка — организмом. Само существование этой пары субъект — объект создает из их противоположности реальную противоположность, противоположность, которая существует в абсолюте, тогда как в учении Фихте существует противоположность мыслимой вещи и вещи, которая недоступна мышлению.

Философия Шеллинга, с которой сближается Гегель, всего лишь уточняет в более интеллектуальной форме идеи, к которым его привели размышления о религии. Когда Гегель пишет, что существует объективный субъект — объект и субъективный субъект — объект, и что абсолют обнаруживается в каждом из них, но полностью обнаруживается лишь в обоих, мы вновь встречаемся с формулами, аналогичными тем, которые мы отмечали в его юношеских теологических работах. Таким образом, оказывается, что Гегель благодаря своим собственным размышлениям пришел к результатам, составлявшим философию Шеллинга. Когда Гегель определяет разум как тождество различного, он сообщает форму тем мыслям, которые у него уже давно были, а не присоединяется, как, возможно, верил он сам, к теориям Шеллинга. С другой стороны, идеи движения, свойственного сознанию, превосходства субъекта, как более непосредственного отражения Бога, единства конечного и бесконечного на основе воплощения, настойчивое обращение к рефлексии, место, отводимое негативности как деятельности, уже вынуждают не подозревающего об этом Гегеля отделиться от Шеллинга и вернуться на более глубоком уровне к Фихте. Разве не Фихте был намерен в 1804 году доказать, что абсолют Шеллинга представляет собой вещь?