Анжела Мальцева - Введение в философию желания

Наше желание понимать, что и почему мы делаем, приводит нас к формированию концепта наших мотивов, к привязыванию наших намерений к этой концепции, к подчинению наших действий этим намерениям. Это и есть результат деятельности практического разума. Воля поэтому может быть определена как локус эпистемической свободы. «Локус нашей автономии содержит концепцию мотивов, которая может ограничивать или подчинять себе все остальные мотивы к действию» (р. 173–175).

Здесь Веллиман отходит от Канта, который считал, как известно, что практический разум – функция бесстрастного интеллекта, который управляет страстями. Веллиман объясняет, как наша воля может быть автономной при том, чтобы принадлежать практическому разуму, ведомому желаниями. Воля делает нас автономными агентами в эпистемическом смысле: «Мы автономны постольку, поскольку наши действия детерминированы нашей идеей того, что детерминирует их» (р. 176).

Наши действия полностью детерминированы нашими мотивами: мы делаем то, что хотим делать более всего. Среди этих желаний – интеллектуальные желания, которые склоняют нас воздерживаться от действий до тех пор, пока мы не сформируем концепцию наших мотивов и дальнейших действий. «Мы – самоуправляемые механизмы, механизмы, которые управляются собственными концепциями того, как и чем они управляемы» (р. 176). Воля принимает участие в создании теории того, как мы устроены и чему подчинены. Она наделена не метафизической, а эпистемической свободой.

Если бы мы не обладали эпистемической свободой, то нельзя было бы объяснить способность людей меняться. В изменении людей особую роль играют желания второго порядка (second-order desires) – желания иметь предпочтения, отличные от тех, которые мы уже имеем. При этом следует различать желания изменить желания и желания изменить предпочтения. Желание, в отличие от предпочтения, нельзя пожелать. Желания напрямую не подчиняются нашей воле. Но желание изменить предпочтение может дополнительной «гирькой» лечь на весы оцениваемых перед произведением действия желаний в пользу того желания, которое лучше всего удовлетворяет предпочитаемому изменению, более соответствует «редактируемой» автоконцепции.

Но даже предпочтения нельзя изменить просто так. Сказать, что человек предпочитает то, что он более всего хочет, не означает, что он может предпочесть все, что угодно, так как иметь предпочтение означает знать, почему я это предпочитаю. И здесь будет действовать закон инерции: до тех пор, пока мы не сможем объяснить себе, почему нам следует изменить предпочтение, мы будем держаться за старое. Полная свобода от собственной концепции себя невозможна, – считает американский философ. Теория Веллимана объясняет, что «быть автономным агентом означает быть управляемым собственной концепцией себя, которая является локусом нашей ответственности и морального отношения» (р. 188).

Человек, который выбирает для себя ту или иную профессию, задумывается не над вопросом, какая карьера могла бы быть для него наиболее понятной в свете того, каким человеком он является сейчас, но он озадачен вопросом: «Какой личностью мне предстоит стать, чтобы смысл будущей карьеры был наиболее понятен мне?» (р. 257). Обычно решение приходит тогда, когда нам удается наиболее удовлетворительно ответить на второй вопрос. Когда мы знаем, как описать наши возможности, как описать себя – будущих, проще говоря, когда мы «видим» себя в будущей роли лучше всего, – наше решение будет легким.

Проблема обычно не в том, какое действие я должен/должна предпочесть сейчас, а в том, какое бытие я должен/должна сейчас выбрать. Мы выбираем возможные описания себя. Для автора выражения «что лучше» и «что более понятно для агента» – равнозначны (р. 266). Так, при планировании отпуска, автор советует не сравнивать предоставляемые разными агентствами блага, но спрашивать: «Для меня ли это?», «Что из предлагаемого более подходит мне?» Даже при выборе обуви следует исходить не из качества материала, моды, но из того, насколько данная модель вписывается в собственную концепцию человека, чтобы, как говорят иногда, не вещь носила человека, а человек носил вещь. Желание понимать, что я делаю и почему служит дополнительным основанием к действию и всегда «встает на сторону» мотивов, наиболее удовлетворяющих этому требованию.

Итак, по Веллиману, мотивационная система может быть автономной и быть поставщицей оснований к действию. Объясняет он это через утверждение эпистемической свободы человека и лежащего в основании мотивационной системы желания знать и понимать собственные действия. Я думаю, что Веллиман, не говоря об этом прямо, вводит желание в само понятие личности. Только идет он при этом не «сверху», от теории, а «снизу», от анализа обычных действий повседневного деятеля. Анализируя типичное, «элементарное» действие, требующее минимального участия нашего сознания, Веллиман обнаруживает наличие связи между восприятием (и самовосприятием) и концептуализацией. В любом таком действии он замечает желание. Его теория свидетельствует о том, что личность как ответственность и автономия не может быть объяснена без привлечения феномена желания. Положительным моментом этой концепции следует считать, во-первых, обнаружение и обоснование связи между желанием и индивидуальностью (незаменимостью, уникальностью конкретность субъекта), между желанием и личностью (волевая, разумная, автономная «сторона» субъекта), правда, это выполнено лишь по отношению к желанию знать и понимать свои действия. Можно отметить, как положительное – доказательство Веллиманом связи между желанием знать и понимать свои действия и существованием автоконцепции.

Следует особо отметить стремление Веллимана обосновать разумность желания, наличие у самого желания логики. Отнесение желания к сфере сознания, разума следует расценить как совершенно справедливое. Хотя Веллиман и не задается вопросом, почему человеку доставляет удовольствие знать и понимать свои действия. Он как бы закрывает глаза и на существование связи между всяким, любым желанием и удовлетворением.

К сожалению, все в этой концепции, и люди, и вещи, обращаются в средства для исполнения «моего» желания знать и понимать «мои» действия. В этой концепции нет места для иной, кроме «Я», цели. Веллиман не включает в определение желания его объект и предмет, он не видит в желании бытия-между, особого отношения.

Введением «желания знать и понимать свои действия» американский философ пытается снять проблему объяснения «перехода» от рефлекторного к волевому в поведении человека. Правильно схватывая смысловую «срединность» положения «желания» между «телесным» и «разумным», философ при этом нигде не говорит прямо о противоречивости желания как о его неотъемлемом сущностном качестве. Желание имеет противоречивую природу: оно связано с рассудком и независимо от него, желание – это единство оценки и понимания, это объективное в субъективном и субъективное в объективном, взаимосвязь сознательного и бессознательного, прирожденного и приобретаемого.