Чарльз Талиаферро - Доказательство и вера. Философия и религия с XVII века до наших дней

Бога» [492]. В самом развитии теории «идеального наблюдателя» можно обнаружить усилия Смита, а потом Сиджвика достичь всеобъемлющей нравственной точки зрения.

Наиболее ясно теория «идеального наблюдателя» изложена Смитом в «Теории нравственных чувств». Однако у Смита можно увидеть конфликт между этикой, исходящей из идеальной, благожелательной рефлексии, и эгоистическим интересом, движущим нашей экономической деятельностью. Показательно, что Смит обличал рабство с нравственных позиций, его критика рабства, представленная в «Исследовании о природе и причинах богатства народов», была более эффективна, поскольку там доводы против рабства состояли в том, что оно тормозит производство и не является разумным использованием собственности [493]. Достижение «точки зрения Бога» может быть вполне совместимо с принятием смитовской концепции свободного рынка, но при этом можно проследить те аспекты, в которых (для Смита) сочувственная точка зрения наблюдателя указывает на нечто всеобъемлющее и превосходящее эгоистический интерес. Теория «идеального наблюдателя» касается философии и религии, поскольку предполагает, что нравственная точка зрения сочетается с некоторыми видами секулярной и религиозной этики. И секулярные, и религиозные этические мыслители могут рассматриваться как стремящиеся к одной и той же цели – «точке зрения Бога», даже если лишь часть из них признаёт существование Бога, имеющего подобную точку зрения [494].

Имеют место различные возражения против понимания этической рефлексии как поиска точки зрения «идеального наблюдателя», или «точки зрения Бога». Рассмотрим три затруднения.

Проблема относительности. Идеальные наблюдатели (далее: ИН) могут иметь разногласия. Это ведет к недостаточности теории как логически последовательного понимания нравственной рефлексии.

Ответ. Самым простым ответом будет согласие с тем, что хотя условия для ИН (т. е. обладание идеальным знанием, беспристрастность и эмоциональная вовлеченность) в самом деле являются недостаточными, они тем не менее являются необходимыми. Недостижение этих идеалов все же считается недостатком исследования нравственности [495]. Пред лицом этого следующее утверждение кажется абсурдным: я одобряю Х (эвтаназию или что-то другое), и в то же самое время я принимаю, что если бы я действительно знал все факты, был бы беспристрастен и был бы по-настоящему осведомлен об эмоциональном измерении всех участников, то я не одобрил бы Х. Скорее я бы предположил, что важным нравственным требованием для одобрения чего-либо является вера в то, что подобное одобрение было бы оправдано на самом высочайшем уровне. Возможны другие ответы. Если ИН не соглашаются, например, с одобрением некоторого поступка, то, возможно, или этот поступок, или его отсутствие являются допустимыми. С другой стороны, можно отрицать, что существуют некие убедительные основания считать, что ИН будут несогласны друг с другом. Действительно, любое подробное описание такого разногласия повлечет за собой фокусирование внимания на том, что может быть признано сразу двумя ИН, и, следовательно, это даст основания для единообразия в одобрении или неодобрении со стороны ИН.

Религиозное возражение. Концепция Бога, предполагаемая теорией «идеального наблюдателя», является религиозно неприемлемой. Рассмотрим возражение Демия на клеанфовское антропоморфное понимание Бога. Демий возражает на непосредственную осведомленность Бога о чувствах других людей.

Ответ. В данном случае кажется, что Демий скорее способствует созданию несовершенного, нежели совершенного представления о божественном. Сравним два существа, которые обладают всеми классическими теистическими атрибутами, но одно из которых всеведущее и знает все идеи, мысли и намерения всех творений, а другое – нет. Естественно, всеведение было бы превосходной способностью, которой первое существо обладает, в то время как второму недостает совершенства; первое существо должно иметь, к примеру, сострадание, в то время как второе не имеет основы, необходимой для сострадания.

Однако может быть и другое возражение с религиозной точки зрения. Если идеальный наблюдатель представляется как сочувствующий всем участвующим сторонам, не ведет ли это к нечестию, равно как и к нравственно испорченному мышлению? При оценке нравственного статуса серийного убийства, должен ли я сочувствовать серийному убийце? Конечно, не в том смысле, чтобы принимать или оправдывать его поступок. Но для меня принципиально важным может оказаться быть эмоционально причастным к его точке зрения для понимания того, что привело его к этому поступку, а также для понимания того, чем убийца оправдывает свой поступок. Это может оказаться значимым не только с точки зрения достижения всеобъемлющего понимания идентичности этой личности, но также и с точки зрения закона. (Был ли он полностью вменяем в своих поступках? Какой вид наказания смог бы существенно изменить точку зрения этого убийцы?)

Проблема скептицизма. Привлекать «точку зрения Бога» означает впадать в скептицизм. «Точка зрения Бога» недостижима для людей.

Ответ. Теория «идеального наблюдателя» сочетается со скептицизмом; в этом, может быть, заключается ее преимущество. Принятие этой теории, само по себе, не снимает вопроса по поводу некоторых форм скептицизма. Но исторически ни один из ее ключевых представителей не был скептиком. Возьмем крайний пример широко распространенного нравственного суждения: неправильно ругать и наказывать детей. Почему надо думать, что по-настоящему непредвзятая, обладающая полной информацией идеальная точка зрения со всех эмоционально вовлеченных сторон была бы невозможна и немыслима?

Я полагаю, что большинство религиозных этических учений в различных традициях предполагают обращение к такому идеальному наблюдательному пункту. Тот простой факт, что «золотое правило» является столь широко распространенным, гарантирует один путь в направлении поиска идеала, где можно вообразить, что должный моральный поступок необходимо включает в себя преодоление узкого эгоистического интереса и поиск более высоконравственной точки наблюдения. В Англии во времена Юма и Смита можно было увидеть, как вопрос об отмене рабства получил основание в религиозных и светских кругах путем апелляции к фактам, беспристрастности и эмоциональной вовлеченности. Рассмотрим обращение Джона Уэсли к капитанам невольничьих кораблей: «Неужели вы никогда не чувствовали боль другого? Неужели не имели сострадания?.. Никакого сочувствия к страждущему? Когда вы видели текущие из глаз слезы, сотрясаемую рыданием грудь или кровоточащие раны изуродованных пытками конечностей ваших братьев по сотворению – неужели вы оставались каменными или бесчувственными?.. Неужели ни одна слеза не скатилась из ваших глаз?» [496]Атеист или теист, христианин или индуист, все могут увидеть силу этой стороны моральной аргументации.