Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

Сегодня главный проспект можно было бы назвать Paseo del Nacionalismo al Globalismo, Проспектом перехода от национализма к глобализму. Достаточно пройтись в юго-западном направлении вдоль трехполосного проспекта, желательно воскресным утром, когда нет машин, от Глорьета Симон Боливар, и вы увидите, как национальная иконография все больше заслоняется международными отелями и корпоративными небоскребами [687]. Так, Розовая зона – некогда богемный квартал, предположительно получивший название от песни Эдит Пиаф «Жизнь в розовом свете», – стала ареной сражения, на которой корпорации борются если не за мировое, то хотя бы за региональное или национальное лидерство по высоте. С 2003 по 2010 г. латиноамериканским чемпионом, а до 2016 г. и национальным, являлась «Торре Майор». Ее застройщиком был Поль Райхман, тот самый Райхман, что стоит за Канэри-Уорф и компанией Olympia and York. В феврале 2016 г. испанский банк BBVA открыл поблизости «Банкомер Тауэр», которая – после добавления к первоначальному проекту пяти метров – обогнала по высоте башню Райхмана, но, скорее всего, лишь на месяцы, а не на годы. Быстрым ходом идет строительство и планируется открытие «Торре Реформа», которая на 10 или 11 м выше.

Как и в Европе за пределами Лондона, мы обнаруживаем в Мехико сплетение национальных и глобальных сил и интересов под эгидой последних. Глобальная «Торре Майор» строилась в федеральном районе Мехико при поддержке тогдашнего главы правительства, левого центриста Андреса Мануэля Лопеса Обрадора, чье правление, как мы видели, содержало и определенный народный момент. На совместной пресс-конференции Райхман утверждал, что эта башня стала физическим воплощением экономической мощи Мехико [688]. Мексиканские застройщики будущей «Торре Реформа» хвалятся «мексиканской конструкцией» их стальных небоскребов в пику «большим стеклянным объемам» «так называемой интернациональной архитектуры». В действительности самым убедительным был, по-видимому, следующий довод: «Фирмы, которые в этом участвуют, завоюют репутацию, которая достигается только такого рода зданиями» [689].

Новый деловой район в западной части Мехико, Санта-Фе, который был спроектирован в 1970-е годы, начал строиться в 1980-е и по-настоящему развернулся только в 1990-е годы, по-прежнему уступает по значимости для бизнеса юго-восточному концу Пасео-де-ла-Реформа, но это настоящий деловой город, построенный именно для этой цели. Он предназначен для частных автомобилей; пешеход вызывает здесь подозрения. В нем есть несколько интересных с архитектурной точки зрения зданий, не столько высоких, сколько стильных, но когда ваш покорный слуга попытался сфотографировать одно из них, к нему тут же подскочил целый небольшой взвод частных охранников, потребовавших отдать им пленку под предлогом того, что это нарушение «частного авторского права». Отдельно стоящие офисные и жилые здания замкнуты на самих себя. Однако, несмотря на свой имидж эксклюзивного, частного комплекса, Санта-Фе был построен консорциумом национального и городского правительства, а его первым зданием стал прогрессивный университет иезуитов.

Самое высокое здание Латинской Америки сегодня – это 300-метровая «Гран Торре» в Сантьяго, завершенная в 2014 г. Она была построена старой чилийской строительной фирмой и спроектирована Сезаром Пелли при участии местных архитекторов. Сантьяго также создал особый предпринимательский квартал, более гостеприимный, чем Санта-Фе, но лишенный интересной архитектуры. Только 30 % размещенных в нем компаний мультинациональные.

Тяга в небеса в Боготе носит более интернациональный оттенок. Испанский капитал финансирует ее будущего чемпиона по высоте – отель с офисным комплексом Bacatá, высота которого составит 260 м. Самое высокое здание в Боготе на данный момент, Colpatria, несмотря на свое название, означающее «соотечественник», входит в канадский Scotiabank. Следующее место, что показательно, занимает Всемирный торговый центр, завершенный в 1979 г. Лима – исторический город, в котором нет высотного модернизма, но в последние два десятилетия она переживает устойчивый экономический рост, который дал пару транснациональных башен довольно ограниченной высотности (максимум 120 м). Примечательно, что с 1976 по 2001 г. самым высоким зданием в Перу был Гражданский центр в Лиме (102 м).

Богатый и заносчивый Буэнос-Айрес в 1920-е и 1930-е годы являлся одним из пионеров высотного строительства за пределами США, но его застройка после Второй мировой войны была не столь впечатляющей, скорее уж впечатляющим был крах, пережитый в 2001 г. Буэнос-Айрес не участвует в соревнованиях на отметке 200 м и выше. Его главным урбанистическим проектом в последнее время был комплекс Пуэрто Мадеро в прибрежной части города, вдохновленный, в частности, успешной олимпийской застройкой Барселоны. Этот комплекс включает бизнес-башни, но главным в нем являются развлечения и жилье, в том числе высотные кондоминиумы. Как и в Санта-Фе, но, возможно, еще больше, строительством и дальнейшей эксплуатацией Пуэрто Мадеро занимается совместный орган национальных и городских властей с ротацией президентов. С годами этот район, кажется, стал более национальным и менее мультинациональным.

Латиноамериканские колонисты всегда стремились приобщиться к первому миру и быть признанными на своей родине, в США и в «глобальных городах». Хотя границы последней группы весьма размыты, едва ли кто-то будет утверждать, что какой-нибудь латиноамериканский город уже полностью добился этого статуса [690]. По той роли, которую в них играют публичные агенты, национальные и локальные, некоторые большие латиноамериканские столицы (Мехико и Буэнос-Айрес) кажутся больше похожими на европейские, чем на американские города (за исключением Вашингтона). Но своей (варьирующейся) устремленностью вверх, терпимостью, с которой они относятся к неравенству, сегрегации и разрыву в уровне жизни, порой даже пропагандируя их, они больше напоминают своего большого брата.

Колониальный опыт свел вместе Африку и Азию как подданных одних и тех же империй с их гнетом, расизмом и модернизацией. Борьба за национальную независимость и превращение имперской колонии в национальное государство была в Азии и Африке, по сути дела, одной и той же. Периферийное положение в мировой экономике было общей чертой бывших колониальных стран, но их способность справляться с ним сильно разнилась по историческим причинам, слишком сложным, чтобы их можно было здесь объяснить. В текущем глобальном моменте в бывшей колониальной зоне существует важное разделение – между Африкой южнее Сахары, с одной стороны, и Азией и Северной Африкой – с другой.

Кроме того, национальный опыт отделил колонии от стран, выживших благодаря реактивной модернизации. При нынешней капиталистической глобализации это групповое разделение играет менее важную роль, тогда как индивидуальное национальное развитие по-прежнему отражается, например, на Аддис-Абебе, Бангкоке, Тегеране и Токио, равно как и на бывших колониальных столицах.