Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

Очень активное и широкое общественное и политическое мнение поставило во главу угла уважение к истории довоенного и донацистского наследия города. Дело начало принимать странный оборот, когда было принято решение заново отстроить имперский дворец времен канцлера Вильгельма. В итоге был найден вроде бы неплохой компромисс: фасад дворца будет сделан заново, но здание станет частью ансамбля культурных институтов, Форума Гумбольдта, в совершенно новом дизайне (по проекту Франко Стеллы) Дворцовой площади, превращенной в огромный культурный двор.

Два крупнейших строительных проекта объединенного Берлина не включают делового квартала. Один предполагал постройку нового правительственного центра; второй касался района Потсдамской площади, довоенного общественного центра и транспортного узла в восточной части города, который был разрушен войной, а затем превратился в пустырь из-за разделения города. Правительственные здания были спроектированы в соответствии с принципами демократической архитектуры, разрабатывавшимися в Западной Германии после нацизма, хотя подчеркнутая скромность масштабов, характерная для ФРГ, была отброшена, а сами принципы приспособлены под идею большой Германии: легкая конструкция, прозрачность стекла и общедоступность. Резиденция канцлера с узким стеклянным фасадом, за которым скрывается ее основной объем, довольно-таки значительный; Рейхстаг с новым стеклянным куполом, по которому жители города (и его гости) могут прогуливаться, наблюдая сверху за членами парламента; и открытое зеленое пространство между Рейхстагом и резиденцией канцлера, где дети могут играть в футбол, – все это были наилучшие воплощения этой идеи. Западногерманская политическая элита была решающей силой, определившей, какой быть новой архитектуре немецкой власти. Ключевыми словами стали «уверенность, скромность, достоинство» (канцлер Коль о новой резиденции канцлера) и «безошибочно узнаваемое, но не бросающееся в глаза здание» (президент Херцог о новом президентском дворце) [680].

Проектом реконструкции Потсдамской площади руководило городское правительство, и его целью была реинтеграция западной и восточной частей центра города. Он был поручен четырем разным частным застройщикам, которые должны были руководствоваться официальными инструкциями (и соблюдать ограничения по высотности), но несколько относительно скромных небоскребов построить разрешалось. Два главных участка достались Daimler-Benz и Sony, которые начали строительство двух разных типов зон для офисов, торговых центров и развлечений: одну из них спроектировал (на мой взгляд, успешно) Ренцо Пиано как (пост)модернистскую версию европейской городской традиции, другую – немецкий и американский архитектор Хельмут Ян, больше вдохновлявшийся американскими коммерческими центрами. Третья часть, Байсхайм-центр, построена как современная версия quartier bourgeois, буржуазного квартала, с тихим жилым районом, неброскими офисами компаний и двумя дорогими отелями умеренных размеров.

Второй национальный момент Берлина, конечно, обладал иконографическим аспектом. Свои первые 25 лет (по меньшей мере) он фокусировался не на национальном единстве, не говоря уже о национальной славе или победе над коммунизмом. Вместо этого он сосредоточился на национальном раскаянии и стыде, что стало его наиболее заметной и поразительной чертой. Появились Еврейский музей Даниэля Либескинда; центральный Мемориал жертвам Холокоста Петера Айзенмана – бетонные кубы рядом с Бранденбургскими воротами; за ними последовал несколько смещенный в сторону от центра Мемориал убитым и подвергавшимся преследованиям цыганам на краю Тиргартена; затем – гораздо меньший по размерам памятник репрессированным нацистами гомосексуалистам. Наконец, проект «Топография террора» был превращен в систематический информационный музей нацистских репрессий и геноцида. Национальный Берлин – уникальное выражение национального искупления и раскаяния.

Крах коммунизма означал реставрацию капитализма, прежде всего глобального капитализма, находящегося в поисках новых рынков и прибыльных инвестиций, заставляющего специалистов заниматься распродажей государственной собственности, увольняющего сотрудников и сокращающего социальные льготы. Реставрация докоммунистического национального капитализма была, конечно, невозможна, но в новом мировом порядке могли развиться новые национальные варианты капитализма, в котором дозволялось все.

Российский капитализм стал самым жестоким из всех. Согласно крупнейшему британскому эпидемиологу сэру Майклу Мармоту, реставрация капитализма привела к 4 млн дополнительных смертей в период с 1989 по 1999 г. в бывшем СССР [681]. С одной стороны, зарабатывались огромные частные состояния путем захвата бывшей государственной собственности – нефти, газа и полезных ископаемых; с другой – возникла массовая безработица и произошло массовое обнищание. Это было время, когда мэр Москвы объявил (в 1999 г.), что в грядущие 15 лет будет построено 60 зданий высотой в 40 этажей. (Очень кстати оказалось то, что жена мэра Елена Батурина владела компанией, которая станет одной из крупнейших строительных и девелоперских компаний в городе.)

Москва, созданная Юрием Лужковым, занимавшим пост мэра с 1992 по 2010 г. (затем уволенным со своего поста президентом Медведевым за мошенничество), была городом российского имперского капитализма. Несмотря на поставленную цель сделать Москву финансовым центром глобального капитализма, в архитектуре происходило восстановление связей, во-первых, с православной церковью, которая теперь стала особенно заметной частью российской официальной жизни, что выразилось в восстановлении храма Христа Спасителя, некогда разрушенного Сталиным ради строительства Дворца Советов, так и не построенного, и, во-вторых, с традицией русского монархизма, воплощением чего явилась огромная статуя Петра I, стоящая на бетонном корабле на Москве-реке. Подражание монархии демонстрируют также кремлевские интерьеры и протокол, которые можно часто увидеть по телевизору. Огромная жилая башня «Триумф Палас» в северной части Москвы напоминает о еще одной русской традиции – капиталистическом варианте сталинского реализма – своим сходством с семью высотками 1940-х годов.

Однако реабилитация царизма и восстановление союза церкви и государства, а также национальных российских традиций – это, конечно, только одна сторона капиталистической Москвы. Другая – модернистская или постмодернистская [682]. Москва-Сити начинался в 1990-е годы как проект мэра, в котором застройщиком выступила лидирующая строительная компания Москвы. Строительство было приостановлено в 2010 г. по экономическим причинам и выглядит чересчур амбициозным, учитывая текущее экономическое положение и перспективы России. Но несколько высотных зданий было завершено, включая самое высокое в Европе на данный момент – офисно-деловой комплекс (ОКО), построенный американской компанией SOM для российского застройщика «Капитал Груп». В Сити уже есть четыре завершенных здания высотой более 300 м. Строительство другого здания, которому предназначалось стать самым высоким в Европе, – башни «Восток» в комплексе двух башен «Федерация», построенной для другой девелоперской фирмы Москвы, – было запланировано на 2016 г. [683]