Йоран Терборн - Города власти. Город, нация, народ, глобальность

Главное изменение, помимо роста города, заключалось, возможно, в том, что палаццо Венеция и расстилающаяся перед ним площадь потеряли свое центральное значение. Но это произошло еще до окончательного свержения Муссолини [454].

Итальянский фашизм был злобным и жестоким, он послужил важным источником вдохновения для Гитлера и предметом восхищения широких слоев европейской буржуазии, включая колумнистов лондонской газеты «Times», по крайней мере до наглого позднеимпериалистического вторжения в Абиссинию. Но Муссолини был больше фанфароном, чем мясником, и он оставил на удивление долговременный след в «вечном городе». Этому можно дать два разных, но поддерживающих друг друга объяснения: одно урбанистское, другое политическое.

С урбанистской точки зрения Муссолини, его архитекторы и политические советники сходились в том, что Рим – древний город, заслуживающий уважения и сдержанного отношения, особенно если надо строить будущую империю и власть с опорой на древнюю славу. В то же время и антифашистам, и фашистам было очевидно, что папский Рим пришел в упадок и что национальный итальянский Рим практически никак с этим не боролся. Так или иначе, Рим в 1920-е годы был городом, остро нуждавшимся в современной канализации, удобствах, в новых транспортных магистралях и коммуникациях. Фашизм внес очевидный вклад в эту давно назревшую реконструкцию инфраструктуры.

Урбанизм времен фашизма сохранился и по политическим причинам. Хотя спикеру итальянской палаты депутатов в апреле 2015 г. пришлось отозвать свое предложение о возможном сносе памятника Муссолини, мы знаем, что случилось бы с мэром какого-нибудь маленького городка в Баварии, выступи он за сохранение памятника Гитлеру как элемента «исторического наследия» – и недели бы не прошло, как он или она вылетели бы со своей должности. Итальянская культура и политика после Второй мировой войны так и не увидели особого резона критически исследовать менталитет и практики фашизма, рефлексивно отбросить и преодолеть их. В Западной Германии на это понадобилось много времени. Не стоит забывать, например, что юрист, писавший нюрнбергские расовые законы, Ганс Глобке, стал ключевым советником Конрада Аденауэра, долгое время занимавшего пост канцлера, а высший чин в нацистской внешней разведке Райнхард Гелен служил главой федеральной разведывательной службы Западной Германии, боровшейся с Советским Союзом. Однако со временем Германия сумела в значительной мере очиститься от фашистского прошлого. Нигде не были озабочены «строительством демократии» так, как в Германии [455]. Италия почти не занималась отмыванием пятен прошлого, наоборот, там происходило явное обеление фигуры Муссолини [456].

От Берлина до Германии

Гитлер был одержим идеей строительства столицы, которая бы соответствовала и представляла его мечты о власти над великим германским рейхом и миром. Сильнее была только его тяга к имперской власти. Существующий на тот момент Берлин с этой точки зрения не дотягивал до таких стандартов. Прежде всего он не был большим мегаполисом, в отличие от Вены или Парижа – Гитлер особенно ориентировался на последний. Его эскизы новой Reichshauptstadt (столицы рейха) были сосредоточены на том, чтобы повторить и превзойти Елисейские Поля, но вскоре его амбиции стали расти. Перед любимым архитектором Альбертом Шпеером была поставлена задача спроектировать «мировую столицу Германию», «сравнимую только с древними Египтом, Вавилоном и Римом» [457].

Если Муссолини говорил не только о grandezza, но и о «нуждах», Гитлер, как эстет и денди, не проявлял ни малейшего интереса к прозаическим проблемам повседневной жизни города [458]. Строительство жилья в нацистском Берлине остановилось [459]. Однако нацизм означал самое грубое вмешательство в жизнь одной части берлинского населения – его 160 тыс. евреев. В конечном счете практически все они либо были вынуждены бежать за границу, либо отправлены в лагеря смерти. Но до этого конфисковали имущество знаменитых евреев, например издательские дома «Ullstein» и «Mosse» и универсальные магазины, такие как «Wertheim» и «Tietz». По оценкам правой руки Шпеера Вольтерса, всего было конфисковано имущество 23 765 человек. В ходе подстроенных погромов в ноябре 1938 г. тысячи еврейских магазинов были разгромлены, а большинство синагог сожжено [460]. Специальным указом евреям запрещалось жить вблизи территорий, где располагаются государственные учреждения, они были выселены из квартир в районах, на которые распространялось городское регулирование, им также не разрешалось арендовать дома у немцев. Распоряжение полиции от 28 ноября 1938 г. запрещало евреям посещать театры, кабаре, кинотеатры, концертные залы, музеи или спортивные сооружения и ходить по любым улицам в правительственном квартале [461].

Современное транспортное движение и коммуникации привлекали немецких фашистов не меньше, чем итальянских. Поле Темпельхоф, по-прежнему использовавшееся для проведения майских нацистских парадов в 1933 и 1934 гг., было превращено в аэропорт, вокруг Берлина строился автобан, сохранявший «высокий приоритет» даже после начала войны. Глашатай режима гордился оживленным движением на Потсдамской площади [462].

Веймарский Берлин с его 4,2 млн жителей накануне захвата нацистами власти и почти половиной работающего населения, занятой в промышленности, был крупнейшим промышленным городом Европы, возможно даже мира. Перед Первой мировой войной социал-демократы получили большинство на парламентских выборах в Берлине, которые проводились со всеобщим правом голоса для мужчин, но не в городской политике, в которой господствовала коалиция трех классов. После войны глубокие раздоры между правыми социал-демократами, левыми социалистами и коммунистами помешали образованию в Берлине муниципального социализма. Город не был оплотом нацизма, хотя беспощадное руководство Геббельса обеспечило нацистов весомым числом сторонников. «Столицей Движения» являлся Мюнхен, а виртуозно организованные съезды нацистской партии проходили в Нюрнберге.

«Тысячелетие» нацизма продлилось на самом деле всего 20 лет, и последние три года режим в основном боролся за выживание. Главным следом, оставшимся от нацистов в Берлине, можно считать развалины, образовавшиеся в результате его сокрушительного поражения. Здесь, однако, с точки зрения фашистского градостроения мы должны приглядеться к двум вещам: во-первых, к реальным изменениям, произошедшим за девять лет автономного нацистского правления, и, во-вторых, к планам Гитлера и Шпеера по созданию «столицы мира Германии», завершить строительство которой предполагалось к 1950 г.

Первым проявлением нацистского урбанизма в Берлине был политический театр масс. Его начало датируется вечером 30 января 1933 г., когда нацисты в форме и с факелами в руках прошли шествием по улицам центрального Берлина к тихой Вильгельмштрассе (берлинский аналог лондонского Уайтхолла) и к резиденции канцлера, в которой Гитлер мог появиться только у окна, потому что балкона там не было, а потом через Бранденбургские ворота. Особенно зрелищным преставлением стал Первомай 1933 г., превращенный в День национального труда, в котором нацисты уговорили принять участие профсоюзы – прежде чем распустить их на следующий день. Центральные площади, такие как Люстгартен, бывшая до нацистов скорее парком, чем открытой площадью, и Вильгельмплатц, были реконструированы и замощены, чтобы служить в качестве мест проведения массовых шествий; Вильгельмплатц также приспособили для тех, кто пришел послушать грубый голос с балкона, который будет вскоре пристроен к новой рейхсканцелярии.