Герфрид Мюнклер - Империи. Логика господства над миром. От Древнего Рима до США

Первый вопрос, который при этом возникает: не является ли возвращение империи политически произвольным процессом, который таким образом можно обратить и вспять, или же речь идет о структурных потребностях в действиях акторов во главе с США, причем неважно, какой именно сейчас на посту президент. А если конкретно, вопрос, который начинают обсуждать, — перешли ли бы США к односторонней политике силы, если бы не был избран Джордж Буш-младший, а неоконсервативные круги не получили бы такого политического влияния. Немало аналитиков полагают, что американская политика приобрела имперский характер в основном за счет личных решений президента под влиянием его советников и их идеологических установок28. А если дело обстоит именно так, вопрос о логике империи исчерпан, и на его место нужно ставить исследование психики Джоржда Буша-младшего и его ближайшего окружения. Режиссер Майкл Мур избрал именно такой путь, однако слишком публицистично [129] Имеется в виду фильм М. Мура «Фаренгейт 9/11», прямо обвиняющий Буша- младшего в действиях, приведших к терактам 11 сентября 2001 г. . Тем не менее более сложное решение поставленного вопроса подразумевает возведение возникновения империй в основном к империалистически настроенным политикам в центре или же к структурным проблемам на окраинах. Также следует поразмыслить о том, что миссия империи воспринимается политическими элитами как долг — это определяет перспективу восприятия ими проблем и, наконец, подготавливает их к тому, чтобы потратить легитимационные ресурсы, которые нельзя недооценивать, ради реализации соответствующих решений.

И все же, вероятно, этот вопрос не может быть решен однозначно: Монгольская мировая империя вряд ли возникла бы без личности Чингисхана. Он сначала создал военную организацию, которая не только была в состоянии вести обширные завоевания, но и на основании своей внутренней структуры должна была вести перманентные завоевательные походы. С другой стороны, история степных империй демонстрирует регулярность возникновения способного к экспансии ядра лояльных сил, от гуннов и аваров до монголов, позволяя предположить, что географические условия в центральноазиатском регионе таковы, что не только благоприятствуют появлению харизматических империалистов, но и практически требуют их появления. Как мы уже видели, эту цепь можно продлить и до царской России, даже до Советского Союза, последней имперской державы на этом пространстве: здесь помимо решений харизматических завоевателей решающее значение для имперского строительства имели политический вакуум и экономическая разница в уровне развития.

На это можно было бы возразить, что мудрая, предусмотрительная политика должна противодействовать этому водовороту, в финале которого, как правило, оказывается одна из форм имперского перенапряжения. Будет ли это возможно, зависит от того, в какой степени те, кто принимают решения, находятся под воздействием алчности своего аппарата подавления и настроений населения. В империях с сильной военной аристократией или с динамичной буржуазией этот затягивающий процесс встречает столь прочную поддержку, что политическое руководство никак не может от него уклониться. В демократических империях вмешательства от политического руководства могут требовать избиратели, оказывающиеся под впечатлением от картин и рассказов о бойнях, голоде и бесконечных гражданских войнах, и тем самым только помогающие зову периферии. Для обозначения последней ситуации между тем укореняется понятие либерального или демократического империализма29, который Майкл Игнатьев назвал «Empire lite» [130] Легкой империей (англ.). 30.

Само название «империя», или «empire», долгое время в США почти не употреблялось, если даже не было предосудительным. Пол Кеннеди в своей достойной всяческого внимания книге «Great Powers», то есть «Великие державы»31, где речь шла об empires, имел в виду мировые империи прошлого, но не США32. Понятие империи, если оно вообще может быть применено по отношению к настоящему, было зарезервировано как критический эпитет Советского Союза. Иной способ его употребления представлял собой нарушение табу, которое те, что осмеливались на это, должны были в буквальном смысле преодолевать.

Когда критики войны США во Вьетнаме предъявляли обвинение в империализме, они делали это в политических целях, чтобы пробудить нацию, которая во многом основана на наличии у нее антиимпериалистического самосознания. Когда же сейчас речь заходит об американской империи в позитивно- подтверждающем смысле, едва ли при этом имеется в виду ее преемственность по отношению к империям прошлого. Таким образом, следует вместе с обращением к термину «империя» маркировать и отличие от старых империй, особенно от политики империализма, и соответственно вести речь об informal empire, или empire by invitation, или consensual empire [131] неформальной империи... империи по приглашению... консенсусной империи. 33.

Итак, что же стало явным началом новой американской империи? Майкл Игнатьев говорил о «новой форме имперского господства в постимперскую эпоху», которая характеризуется будто бы соблюдением прав человека и демократичностью, а также введением и обеспечением свободы рынка; для Эндрю Басевича отказ от стран-сателлитов в классическом смысле слова и вместо этого глобальное воздействие на осуществляющие посредничество институты, вроде НАТО, ООН, Международного валютного фонда и Мирового банка, и является новой американской империей; Чарльз Майер видит ее специфику в смеси экономического обмена и выдачи гарантий безопасности, в то время как для Дана Динера Американская империя является не чем иным, как политическим обрамлением мирового рынка, постоянное расширение на окраинах мира которого оставляет все меньше места для суверенных властей34.

Напротив, критики American Empire оспаривают принципиальную новизну такого рода господства и представляют ее в традициях классического империализма35. Главным доказательством этого называют разделение американскими военными всего земного шара на пять региональных командований, которые обязаны заботиться о том, чтобы не подвергались опасности интересы США. Порой сравниваемые с римскими проконсулами главы этих командований, существующие в настоящий момент для Латинской Америки, Европы, Среднего Востока, Тихоокеанского региона и Северной Америки, располагают за пределами США более чем 250 тысячами солдат. Войска и материальная часть распределены между более чем 700 опорными военными пунктами в более чем 150 странах, и оттуда они могут быть задействованы, причем быстро и без длительных переходов. Однако если даже американские соединения не применяются, их опорные пункты являются фактором постоянного влияния в конкретном регионе. С их помощью можно поддерживать или дестабилизировать местные правительства36. Для критиков они и образуют скелет новой империи, и позволяют США продолжать проведение уходящей корнями еще в XIX в. традиции имперской политики. «История американской империи, — писал Чалмерс Джонсон, — суть история возведенных на заграничных территориях военных баз»37.