Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?

Действительно ли «глобализация» была сознательно инициирована американской элитой в рамках какой-либо политической стратегии или, скорее, родилась из типичной для англосаксонских стран «идеологии рынка»? Без сомнения, сближение США и Китая в конце XX в. (Никсон встретился с Мао в 1972 г.) продолжает линию, которую до Второй мировой войны называли политикой «открытых дверей». В ее рамках США некогда повернулись к Китаю перед лицом японского империализма. Не стоит забывать и тактические соображения: китайцы стремились защититься от СССР, а американцы – прикрыть тылы во время вывода войск из Вьетнама. Однако ничего подобного бы не случилось, если бы китайский рынок не привлекал американский big business , который был идеологически ближе к республиканцам, чем к демократам.

Как иронично заметил бывший министр финансов Генри Полсон, в США существует по меньшей мере три политические стратегии по отношению к Китаю, и политика, которую проводит министерство финансов, прямо противоположна линии Госдепартамента и Министерства обороны. Это признала и Хиллари Клинтон: «Трудно быть невежливым с твоим кредитором».

Я поднял вопрос о том, кто станет гегемоном в XXI в., поскольку он действительно встал на повестке дня: хотя экономический рост Китая слегка замедляется, его ВВП вскоре превысит ВВП США. Идеологи Коммунистической партии оспаривают тот факт, что в XXI в. отношения КНР и США могут вылиться в классическую конкуренцию за мировое господство. Они подчеркивают, насколько обе державы взаимосвязаны и какой вред американский Конгресс нанес бы интересам Америки, ее союзников и собственных бизнесменов, пойди он по пути соперничества. Они выдвигают идею «общего интереса, подкрепленного моральными ценностями» и приводят в пример отношения, которые некогда связывали Китайскую империю с народами, называвшимися данниками Поднебесной, но не потому, что те платили дань, а поскольку они пользовались теми же кодексами, что и Китай. Вот почему так важна «мягкая сила» ( soft power ), воплощенная прежде всего в более чем 300 «Институтах Конфуция», созданных по всему миру.

Дэн Сяопин давно призвал Китай быть во внешней политике максимально осторожным. Часто цитируют его любимую поговорку: «Нужно научиться переходить реку, нащупывая камни». Лучше было бы ее перевести: «Прежде чем пытаться пересечь реку, нужно ее обследовать». В 2010 г. Дай Бинго, высший в стране авторитет в сфере внешней политики, напоминал, что цель КНР – мирное развитие: «Кто-то говорит, что в Китае есть поговорка: “Скрывай свои возможности, выжидай и постарайся победить”. Эти подозрения безосновательны» [132].

Конечно, еще в 1907 г. Кроу, информированный слуга британской короны, отмечал, что никакие миролюбивые заверения не отменяют внутренней динамики Германской империи. Однако сравнение само по себе ничего не доказывает. Усиление Китайской Народной Республики в XXI в. вовсе не обязательно приведет к столкновению с США, как подъем Германской империи привел к войне 1914 г. Прежде всего это связано с тем, что, как стоит напомнить, Первая мировая война была превентивной, и ее можно было избежать. Для этого было достаточно, чтобы Второй Рейх отказался от своих военно-морских амбиций. Ничто не обязывает наших современников повторять ошибки, совершенные их предшественниками.

Кроме того, как отмечает Генри Киссинджер, проблемы, которые сегодня определяют повестку дня международной политики, имеют глобальный характер и выходят за рамки американо-китайских отношений. Китаю еще предстоит справиться с множеством собственных трудностей: бедностью, от которой, если брать за основу критерий ООН (доллар в день), до сих пор страдают 150 миллионов китайцев, а также старением нации: после 2015 г. доля трудоспособного населения начнет сокращаться. «Страна, сталкивающаяся с внутренними вызовами такого масштаба, – предсказывает Киссинджер, – не станет, не просчитав последствий и тем более сгоряча, ввязываться в стратегическое противостояние или в борьбу за мировое господство» [133]. Кроме того, – продолжает он в оптимистическом духе, – нынешние лидеры, в отличие от их предшественников до 1914 г., не могут питать иллюзий насчет разрушительного потенциала современного оружия.

Хотя военное столкновение между США и Китаем вовсе не является неизбежным, от соперничества между ними никуда не уйти. Даже если постепенный рост зарплат и переориентация на внутренний рынок затормозят экономический рост Китая (до запланированного на 2013 г. уровня в 7 %, которому мы можем лишь позавидовать), у него остается колоссальный резерв рабочих рук. За тридцать лет Китай сумел повысить уровень образования своего народа и создать могучую науку. Его колоссальные государственные предприятия входят в список крупнейших компаний мира – конечно, речь идет не о потребительском секторе, который отдан частным фирмам и работающим на экспорт совместным предприятиям, а о жестко контролируемых государством естественных монополиях: нефти ( Sinopec ), телекоммуникациях ( Huawei, China mobile ), электричестве, транспорте, финансовых услугах и пр.

Китай без стеснения практикует государственный меркантилизм и открыто финансирует свои госкомпании, чтобы ускорить экономический рост. Как только Еврокомиссия пытается обложить пошлиной импортируемые из Китая солнечные батареи (там производят три четверти выпускаемых в мире панелей), Китай сразу же принимает ответные меры, вынуждая Европу к компромиссу. КНР умело сочетает либеральную стратегию и централизованное планирование, действуя одновременно и в ВТО, и вне ее рамок. Китай блестяще владеет искусством вносить раздор в ряды своих партнеров, которые из-за колоссальных масштабов китайского рынка оказываются его заложниками. Он действует так не только в отношениях с ближайшими соседями (Японией, Южной Кореей, членами Ассоциации государств Юго-Восточной Азии), но и с далекими странами, в частности, членами ЕС, которые настолько легко начинают толкаться локтями, что их даже не нужно специально стравливать. В 2005 г. объем внешней торговли Китая (экспорт + импорт) составил 65 % его ВВП. Сегодня он слегка снизился до уровня 50 %. В любом случае подобные цифры свидетельствуют об удивительной для страны такого размера ориентированности на внешние рынки. Наряду с низкой стоимостью рабочей силы недооценка курса юаня позволяет Китаю стягивать к себе все большую долю мирового промышленного производства. Одновременно нельзя не признать, что китайские рабочие демонстрируют исключительную производительность, а качество их продукции растет.