Жан-Пьер Шевенман - 1914–2014. Европа выходит из истории?

Китайский экспорт ориентирован на Европу (22 %), США (18,4 %), Японию (8,2 %) и другие развивающиеся страны Азии (24 %). Торговый профицит Китая, который в 2007 г. превышал 400 миллиардов долларов, с тех пор снизился. У этой внешнеориентированной и стремительно растущей (благодаря высокому уровню инвестиций) экономики есть очевидные слабые места: финансовые пузыри и все возрастающая потребность в сырье (руде, углеводородах, продовольствии), которое Китай ищет повсюду: в Центральной Азии, в России, в Австралии, на Ближнем Востоке, в Африке, в Латинской Америке… На сегодняшний день Китай уже стал основным импортером нефти из Ирана и Ирака. Ближний Восток уже наполовину перестал быть охотничьими угодьями Запада. Так на наших глазах мирным путем иерархия мировых держав «переворачивается».

Проникновение Китая порой ведет к локальным (Гана) или международным (Судан) конфликтам. Удлинение торговых путей делает их более уязвимыми перед пиратами и международными кризисами. Китай то призывает к сдержанности (по отношению к Мьянме и Северной Корее), то вместе с другими державами берет на себя ответственность за интервенцию (принимая участие в военно-морской операции «Аталанта» у берегов Сомали или даже посылая свой контингент в составе «голубых касок» ООН). Колоссальная потребность Китая в природном сырье ведет к повышению цен, на которое жалуются традиционные покупатели. Одновременно экономическая стагнация в Европе немного снижает китайский экспорт и тормозит рост КНР. Так Китай убеждается в том, насколько он зависим от остального мира. Раньше (при Мао Цзэдуне или во времена империи) он был замкнут на самого себя и мог культивировать миф о своей исключительности… Сегодня, встроившись в большой мир, Срединная империя оказывается одновременно везде и нигде и убеждается в том, что и для нее глобализация означает зависимость и уязвимость. Но есть ли у нее выбор?

Отныне руководство Китая делает ставку на интернационализацию юаня. Принятое 11 декабря 2011 г. правительствами Японии и Китая решение перевести их торговые расчеты с доллара на юани и иены сильно задело США, которые стали активно – и успешно – давить на Японию, чтобы призвать ее к порядку. В обмен они разрешили Синдзо Абэ покончить с политикой твердой иены, которая была навязана Токио в начале 1990-х гг. в соответствии с валютными соглашениями, подписанными в отеле «Плаза».

Имея колоссальные резервы, в основном сосредоточенные в долларе, и торговый профицит более чем в 150 миллиардов долларов как в отношениях с США, так и с Евросоюзом, Китай чувствует, что пришла пора сделать юань конвертируемым: как подчеркивают Мишель Альетта и Го Бай [134], валютная многополярность позволит КНР оказывать непосредственное влияние на будущее международной финансовой системы. В то же время, вводя более либеральное законодательство в финансовой сфере и раскрывая реальную стоимость капитала, Китай мог бы использовать свои накопления более рационально и обеспечить своей экономике более стабильное развитие. Экономический рост и укрепление роли Китая на международной арене неразрывно связаны.

В отличие от СССР, позволившего США вовлечь себя в гонку вооружений, на которую у него из-за отставания, а потом и окостенения экономики не хватило средств, Китай сделал ставку на экономическое развитие. Он не мечтал о каком-либо стратегическом паритете в военной сфере. Ему всегда, за исключением войны в Корее, хватало показательных жестов. Когда в 1979 г. он почувствовал угрозу со стороны СССР (вопрос, была ли эта угроза в действительности), то решил сблизиться с США. Отставание Народно-освободительной армии Китая стало очевидным, когда в 1979 г. она попыталась «преподать урок» Вьетнаму.

В начале 2000-х гг. Китай осознал, сколь масштабная технологическая революция произошла в военной сфере, и решил, что ему пора нагонять свое отставание. Каждый год в течение десятилетия (за исключением 2009 г.) его оборонный бюджет увеличивался на 10 %. По китайским источникам, в 2013 г. бюджет Народно-освободительной армии достиг 88 миллиардов евро (114 миллиардов долларов). Раньше Китай покупал бо́льшую часть вооружения у СССР. За последнее время он создал собственный военно-промышленный комплекс и занял шестое место в мировом рейтинге экспортеров оружия. Он обзавелся самолетами-невидимками, первым авианосцем («Ляонин»), новой моделью палубного истребителя, баллистической ракетой против авианосцев и, что важнее всего, атомными подводными лодками, оснащенными межконтинентальными ракетами на твердом топливе и с разделяющимися боеголовками (DF41). Тем не менее уровень оперативного управления китайской армии является объектом споров.

Несмотря на умиротворяющие заявления Дай Бинго, в 2010 г. в Южно-Китайском море произошло несколько инцидентов вокруг островков, которые на первый взгляд не должны были никого особо интересовать: островов Сенкаку – с Японией, Парасельских островов – с Вьетнамом, других островков – c Филиппинами. Франсуа Годман [135]утверждает, что китайские геополитики-«реалисты» лелеют идею о том, что устойчивый компромисс между Китаем и США возможен на основе возвращения к духу Каирской конференции 1943 г., когда Рузвельт гарантировал Чан Кайши возвращение Тайваня, архипелага Сенкаку и, возможно, даже Окинавы.

Все указывает на то, что для Китая контроль над Южно-Китайским морем превратился в жизненно важный вопрос не только из-за того, что через него проходит львиная доля товаропотока по направлению к китайским портам и из них, но и потому, что те несколько атомных подводных лодок (пока их четыре), оснащенных пусковыми установками, которыми Китай обзавелся, базируются в Хайнане и нуждаются в этих водах, чтобы к югу от Филиппин выйти на глубину Тихого океана.

Страх перед тем, что Юго-Восточная Азия превратится в сферу эксклюзивного влияния КНР, из которой США будут оттеснены, объясняет переброску 60 % американского военного флота из Атлантики в Тихий океан (раньше их соотношение было 50 на 50). Это решение было принято в конце 2010 г., через два года после избрания президентом Обамы. Наряду с выводом американских войск из Ирака и Афганистана оно ярко свидетельствует о переориентации внешней политики Америки: в 2008 г. Обама еще выступал за поиски компромиссов с Китаем. Сейчас, хотя его последняя встреча с Си Цзиньпином и завершилась взаимными заверениями в дружбе, позиция Штатов, кажется, изменилась. Некоторая агрессивность тона, в котором Китай высказывается о своих соседях, уже парализованных экономической зависимостью от Поднебесной, возможно, подтолкнула США к политике сдерживания ( containment ), хотя и не является тут основным фактором. Даже без формального альянса с США страны от Японии до Индии, не говоря уже о Филиппинах, Индонезии, Австралии, Вьетнаме и Таиланде, в рамках двусторонних оборонных соглашений активно взаимодействуют со Штатами и проводят с ними совместные учения. В порту Дарвина (Австралия), не афишируя своего присутствия, базируются американские военные корабли. Ничего не говорится прямо, но все и так ясно. Принятое в конце президентского срока Джорджа Буша решение наладить с Индией отношения в сфере мирного атома (напомним, что Индия, как и Пакистан, отказалась подписывать договор о нераспространении ядерного оружия) свидетельствует о стратегическом сближении двух стран. Моря и проливы, открывающие выход к восточному побережью Китая, находятся в сфере жизненных интересов Пекина, точно так же, как и западная часть Тихого океана.