Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Когда парламентская реформа устранила контроль над правительством со стороны земельной аристократии, появилась надежда, что расширение права голоса для населения в целом приведёт к политике, которая будет управлять землей, природными ресурсами и естественными монополиями в долгосрочных интересах общества. Тем не менее, те, кого Торстейн Веблен называл власть имущими, восстановили своё политическое господство с финансовым сектором во главе, который использовал своё богатство, чтобы получить контроль над процессом выборов с целью создания общества неорантье, новых рантье (neo-rentier society), навязывающего жёсткие меры экономии.

Произошла культурная контрреволюция. Если её мало кто заметил, то потому, что финансовый сектор переписал историю и пересмотрел представление общественности о том, что такое экономический прогресс и справедливое общество вообще. Финансовая альтернатива классической экономике называет себя «неолиберализмом», но она противоположна тому, что под ней понимали сами либеральные реформаторы эпохи Просвещения. Земельная рента не осталась в руках правительства, и всё больше и больше государственных услуг и служб приватизировались, чтобы выжимать монопольную ренту. Банки добились контроля над правительствами и их центральными банками, чтобы выпускать деньги только для возмещения потерь кредиторов, но не для финансирования государственных расходов.

В следующих нескольких главах рассматривается классический анализ теории стоимости, цены и ренты, чтобы показать, каким образом финансовый сектор лишил общественную собственность «бесплатного завтрака» — экономической ренты. Финансовый капитал вместо того, чтобы создать ожидавшийся симбиоз с промышленностью, как надеялись столетие назад, поддержал секторы, извлекающие ренту. А правительства вместо создания денег центральными банками для финансирования бюджетного дефицита теперь вынуждены полагаться на держателей облигаций, предоставляя возможность коммерческим банкам и другим кредиторам выдавать кредиты, необходимые для роста экономики.

В результате современное общество действительно движется к централизованному планированию, которое финансовые лоббисты долго осуждали. Но это планирование было перемещено в финансовые центры (Уолл-стрит, лондонский Сити или Франкфурт). Их план и состоит в том, чтобы создать общество неорантье. Вместо того чтобы помогать росту экономики страны-хозяина, банковское дело, рынки облигаций и даже фондовый рынок стали частью хищнического, извлекающего процесса.

Такой разрушительный сценарий был бы невозможен, если бы память о классической критике рантье оставалась в центре политической дискуссии. Поэтому в Главе 2 рассматривается, как реформы в течение трёх столетий в эпоху Просвещения стремились освободить промышленный капитализм от накладных расходов рантье, оставшихся в наследство от феодализма. Только осмыслив это наследие, мы сможем понять, как сегодняшнее финансовое контр-Просвещение возвращает нас к неофеодальной экономике.

Марксизм выявил основное внутреннее противоречие промышленного капитализма: его стремление увеличить прибыль, выплачивая работникам как можно меньше, истощает внутренний рынок. Внутреннее противоречие финансового капитализма схоже: долговая дефляция лишает экономику земельной ренты, ренты природных ресурсов, промышленной прибыли, располагаемого личного дохода и налоговых поступлений, в результате чего экономики не могут выдержать экспоненциального роста в кредит. Жёсткая экономия ведёт к дефолту, как мы видим сегодня на примере Греции.

Ответ финансового сектора состоит в том, чтобы «удвоить ставку» и попытаться дать в долг достаточно, чтобы позволить должникам платить. Когда этот финансовый пузырь лопается, кредиторы завладевают общественным достоянием (государственной собственностью) стран-должников так же, как они лишают права выкупа домов неплатёжеспособных должников по ипотечным кредитам. Центральные банки «заливают» экономику кредитом, пытаясь раздуть новый пузырь цен на активы путём снижения процентных ставок. Казначейские облигации США дают доход менее 1 процента, а процентная ставка по государственным облигациям Германии фактически отрицательная, что отражает «бегство в безопасное место», когда списание долгов выглядит неизбежным.

В конечном счёте даже беспроцентные кредиты будет невозможно выплатить. Ссуда ростовщика-еврея Шейлока в «Венецианском купце» под залог фунта мяса, вырезаемого из тела должника-христианина, была кредитом с нулевым процентом. Таким образом, основная тема этой книги может быть изложена в одном предложении: долги, которые не могут быть выплачены, выплачены не будут.

Но попытки выплатить такие долги погрузят экономики в затяжную депрессию.

Если вы не владеете ими, то со временем они овладеют вами. Они разрушат вашу политику [и] коррумпируют ваши учреждения.

Мэр Кливленда Том Джонсон (1901-1909) (из дискуссии о коммунальных энергосистемах)

Классическая экономика была частью процесса реформ, призванных перенести Европу из феодальной эпохи в индустриальную. Потребовалось преодоление прав земельной аристократии, банкиров и монополий взимать несправедливые платежи, поскольку они не отражали фактический труд или предпринимательство. Такие доходы были признаны «незаработанными».

Первоначальная борьба за свободные рынки означала освобождение их от эксплуатации добытчиками ренты: владельцами земли, природных ресурсов, монопольных прав и денежных состояний, которые приносили доход без соответствующего труда — и обычно без налоговых обязательств. В тех случаях, когда наследственные рентные и финансовые доходы поддерживали самую богатую аристократию, налоговое бремя было в наибольшей степени возложено на труд и промышленность, в дополнение к их ренте и долговому бремени.

Классическая программа реформ Адама Смита и его последователей заключалась в том, чтобы обложить налогами доходы, получаемые в результате привилегий, бывших наследием феодальной Европы и её военных завоеваний, а также предусмотреть государственное регулирование функций, связанных с землей, банковским делом и монополиями. Сегодняшний неолиберализм переворачивает первоначальное значение этого слова с ног на голову. Неолибералы дали новое определение «свободным рынкам», которые теперь обозначают экономику, свободную для охотников за рентой, то есть экономику, «свободную» от государственного регулирования или налогообложения незаработанного дохода рантье (рентных и финансовых доходов).