Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Финансовые рынки считались «хрупкими» — название на техническом жаргоне этой разворачивавшейся финансовой пирамиды. Опираясь на фиктивные оценки имущества, Уолл-стрит паковала ипотечные кредиты в облигации, обеспеченные долговыми обязательствами (CDO), и выплачивала рейтинговым агентствам огромные деньги за прикрепление этикеток высшего качества AAA, свидетельствовавших о том, что этот «ядовитый» финансовый мусор был таким же безрисковым, как и казначейские облигации. Когда на эти агентства подавали в суд, они заявляли, что их оценки были лишь «мнениями», а не анализом, заслуживающим осуждения.

Два хорошо финансируемых и широко распространённых мифа поддерживали этот пузырь. Покупатели жилья должны были поверить, что углубление долговой кабалы сделает их богатыми, а не загонит в финансовый угол. И доверчивые инвесторы должны были поверить, что рейтинги AAA означают надёжные инвестиции, а не упакованную ложь.

Такие регуляторы, как Бруксли Борн, председатель Комиссии по фьючерсной торговле товарами, ещё в 1999 году предупреждали о надвигающейся опасности. Её агентству было поручено надзирать за спекуляциями с опционами и фьючерсными контрактами, которые заложили основу краха. Но при Б. Клинтоне министр финансов Роберт Рубин (1995-1999 гг.) и его преемник Ларри Саммерс (1999-2001 гг.) поддержали утверждение Гринспена о том, что никакого регулирования не требуется. «Мы всегда должны быть бдительными в отношении всего, что может повлиять на нашу систему», — храбрился Рубин. «Но я не знаю ни о чём в этой области, что в настоящее время поднимается до уровня системного риска для нашей экономики».

Эти три чиновника, стремясь дерегулировать Уолл-стрит, возглавили борьбу за отмену закона Гласса-Стиголла, запрещавшего розничные депозитные операции банков совместно с инвестиционными банковскими услугами, что превращало Уолл-стрит во всё более безрассудное казино. Никто из этой троицы никогда не извинялся за то, что содействовал последовавшей катастрофе, главным образом потому, что они продолжали преуспевать и после неё. Рубин покинул администрацию Клинтона, чтобы стать главой «Ситибэнк», где он надзирал за падением этого банка в связи с банкротством и финансовым мошенничеством (за что впоследствии банк был оштрафован на десятки миллиардов долларов).

Саммерс стал президентом Гарвардского университета, где потерял 1 млрд долл. в результате спекуляций деривативами, а затем подвязался главным экономическим советником президента Обамы. Эта должность помогла ему присматривать за кругом Рубина с Тимом Гайтнером в качестве министра финансов, его преемником Джеком Лью, Сильвией Мэтьюз Бервелл в качестве директора Административно-бюджетного управления США, а также другими экономистами, поддерживавшими банковскую деятельность и связанными с проектом «Гамильтон», выступавшим за жёсткую экономию. Последняя неолиберальная организация также предоставила Обаме Джина Сперлинга и Джейсона Фурмана для управления Национальным экономическим советом Белого дома.

Конгресс и Белый дом вознаградили ведущих спонсоров своих кампаний, позволив Уолл-стрит поставить своих сторонников во главе ключевых регулирующих комитетов. Те разоблачители, кто подавал жалобы в Комиссию по ценным бумагам и биржам (SEC) и в другие агентства, подверглись преследованиям, насмешкам и были вынуждены уйти в отставку. Министерство юстиции скрыло несколько случаев, когда Комиссия по ценным бумагам и биржам рекомендовала начать уголовное расследование. Был придуман ещё один новый термин: «регулятивный захват», относящийся к укомплектованию надзорных органов сотрудниками банков, над которыми они должны были надзирать. Вся цель регулятивного захвата состояла в том, чтобы отключить регулирующую защиту от экономики пузыря.

Подобный процесс разворачивался и в финансовом центре лондонского Сити. Печально известное «лёгкое прикосновение» Гордона Брауна привело к тому, что банки и страховые компании Уолл-стрит перенесли туда свои самые спекулятивные операции. Исландские «банкиры-викинги» поставили на кон сумму, равную всему ВВП этой страны. Финансовая полиция отступила от мировых финансовых центров, объявив, что наконец-то пришёл дерегулированный свободный рынок, а вместе с ним и самое распространённое мошенничество и чрезмерное кредитование за столетие.

«АИГ Файнэншл Продактс», лондонский офис американской страховой группы «АИГ», взимал нереально низкие сборы за страхование ставок (деривативов) на фиктивно оценённые ипотеки. Его менеджеры просто выплачивали себе поступающий доход, не оставляя ничего похожего на страхование рисков. Анджело Мозило, вернувшись в Соединённые Штаты, увидел, что надвигается крах 2008 года, и написал обращение, предупреждающее персонал его компании «Кантривайд Файнэншл» о росте мошенничества, как будто оно не было сосредоточено в его собственной компании. Он оказался достаточно предусмотрительным, чтобы продать свои акции на сумму 406 млн долл. и защитить свою зарплату и бонусы на сумму более 100 млн. долл. от когтей обвинителей в будущем.

Во всем банковском секторе организаторы того, что станет огромной неплатёжеспособностью, хватали деньги и сбегали, оставляя за собой подставные учреждения. Самым безответственным банком, в который ушёл Рубин в 1999 году после своего «спуска с небес» — из Минфина Клинтона, оказался «Ситигруп». Под руководством Рубина «Ситигруп» вплёл свою спекулятивную деятельность в настолько сложную сеть уровней, что, когда регуляторы Федеральной корпорации по страхованию вкладов (FDIC) подумали о его внешнем управлении в 2008 году, они сочли невозможным распутать лабиринт, чтобы выяснить, кто должен, сколько, кому и как учесть комплексные деривативы в основе потерь «Ситигруп».

Никто не мог знать заранее, когда бурный рост спекуляций достигнет своего пика. Эндшпиль часто вызывается растратой или банкротством, которые «замораживают» рынки. «Когда музыка смолкнет, с точки зрения ликвидности всё будет сложно», — объяснял Чарльз Принс, преемник Рубина в «Ситигруп», в июле 2007 года в интервью «Файнэншл таймс» за год до краха. «Но пока музыка играет, ты должен встать и танцевать. Мы всё ещё танцуем». При зарплатах и бонусах, каждые три месяца отражающих результаты работы менеджеров денег, они боятся отстать от движения, пока оно себя не исчерпает. Недостаточно понимать, что рынок переоценён. Нужно продолжать следовать этому движению, пока пресловутые «большие дураки» продолжают покупаться.

Для общего потребления Принс повторил как попугай утверждение Уолл-стрит о том, что финансовая система имеет встроенные стабилизаторы. «Глубина общих фондов ликвидных средств гораздо больше, чем раньше, поэтому теперь разрушительное событие должно быть гораздо более разрушительным, чем когда-либо раньше», — уверял он инвесторов. Но он знал, что игра идёт к концу. «В какой-то момент, — признал он, — разрушительное событие будет настолько значительным, что вместо заполнения ликвидностью, эта ликвидность будет использована по-другому». Все менеджеры денег с Уолл-стрит приготовились бежать к выходу, как только разразится ожидаемый крах.