Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

«Мусорная» математика стоит за «мусорной» экономикой

Майрон Шоулз и Роберт Мертон получили в 1997 году Нобелевскую премию по экономике от Шведского центрального банка за уточнение математической формулы для вариантов ценообразования на основе статьи, написанной Шоулзом и Фишером Блэком в 1973 году. В качестве ещё большей награды Шоулза и Мертона пригласили внедрить их математику в практику как руководителей хедж-фонда «Лонг-Терм Кэпитэл Менеджмент» («ЛТКМ»). Через девять месяцев после присуждения премии «ЛТКМ» потерял 4,6 млрд долл. и обанкротился. Более миллиарда долларов было потеряно всего за два дня кризиса, разразившегося в сентябре 1998 года, когда фондовый рынок упал на 508 пунктов.

Этот фонд следовало бы назвать «Шорт-Терм Кэпитэл Менеджмент», поскольку в его формулах риска предполагалось, что любые изменения цен будут лишь незначительными. В книге «Чёрный лебедь» (2007 г.) Николас Талеб сравнил стратегию «ЛТКМ» с «подбиранием мелочи перед паровым катком», то есть как серию возможных небольших выигрышей с минимальным ожиданием больших потерь. Такое полное уничтожение происходит всегда, когда производится сомнительное кредитование, в предположении, что его неизбежность лежит далеко от вершины колоколообразной кривой вероятности.

Почти всем крупным фирмам Уолл-стрит было предложено внести свой вклад в спасение «ЛТКМ», чтобы предотвратить серьёзный финансовый разрыв в сети компьютеризированных ставок, которой этот хедж-фонд опутал крупные инвестиционные банки Уолл-стрит. Банк «Леман Бразерс» воздержался, за что был должным образом наказан в 2008 году. К тому времени самые большие ставки зависели от того, обрушится ли рынок «мусорных» ипотек и когда? («Леман Бразерс» слишком заигрался).

Инсайдеры Уолл-стрит предвидели грядущий кризис и пытались на нём нажиться

В год, предшествовавший сентябрьскому кризису 2008 года, появилось множество предостережений.

Мир изменился 9 августа 2007 года. Именно тогда французский банк «БНП Париба» объявил, что больше не позволит инвесторам изымать деньги из своих субстандартных фондов. Банк не мог их оценить, потому что никто не хотел их покупать.

Это была ошибка, но она была совершенно не похожа на ту ошибку, что должна была произойти. «Ястребы» убедили себя в том, что финансовый кризис длится уже так долго, что его больше нет. У этих банков было более чем достаточно времени, чтобы снизить свои риски, работая с проблемными фирмами. То есть одно банкротство, скажем, банка «Леман Бразерс» не должно было вызвать каскада других. Или, как сказал Джеймс Буллард, президент ФРС в Сент-Луисе, «уровень системного риска резко упал и, возможно, до нуля».

Регуляторы не только закрывали глаза на безрассудное кредитование и мошенничество, но и стремились замалчивать предупреждения, которые угрожали снижением цен и доходности спекулятивных ценных бумаг пузыря. Защитником главных неудачников на Уолл-стрит стал прислужник Рубина Тим Гайтнер, который присоединился к миллиардеру с Уолл-стрит и пропагандисту политики жёсткой экономии Питеру Питерсону, рекомендовавшему молодого Гайтнера на пост президента Федерального резервного банка Нью-Йорка. Как Гайтнер писал в своих мемуарах «Стресс тест — воспоминания о финансовом кризисе»: «Я по существу вернул правление Федерального нью-йоркского банка к его историческим корням как элитного реестра местных финансовых кругов». В ходе классического примера регулятивного захвата Гайтнер реорганизовал свой совет директоров, включив в него буквально галерею мошенников с Уолл-стрит, «в том числе генерального директора „Леман Бразерс“ Дика Фулда, генерального директора „Джи Пи Морган Чейз“ Джейми Даймона, бывшего председателя „Голдман Сакс“ Стива Фридмана, который всё ещё состоял в совете директоров фирмы, и генерального директора „Дженерал электрик“ Джеффа Иммельта».

Занимаемая должность позволила Гайтнеру спасти «Ситигруп» Рубина и держателей его облигаций от публичного отчуждения в пользу государства после оказания помощи, отговорившись, что альтернативой станет хаос для экономики в целом. Когда Гайтнер был выдвинут на пост министра финансов в 2009 году, он заверил в Конгрессе допрашивающего его Рона Пола из Техаса, что боролся против регулирования: «Я никогда не был регулятором, хорошо ли это или плохо. И я думаю, что вы правы, говоря, что мы должны быть очень скептически настроены к идее, что регулирование может решить все эти проблемы. У нас есть части системы, которые перегружены регулированием.... Проблема была не в отсутствии регулирования. Оказалось, что несмотря на имеющееся регулирование вы получали громадный рост рисков».

Гайтнер представлял собой гораздо больше, чем просто дерегулятора. Он защищал пузырь и нью-йоркских банкиров, которые и соорудили этот пузырь вопреки возражениям критиков. После краха банка «Беар Стернс» 18 марта 2008 года Гайтнер заверил Федеральный комитет по открытым рынкам, что инвестиционным банкам не нужно откладывать большие резервы: «Сейчас очень трудно судить, что финансовая система в целом или банковская система в целом недокапитализированы». Для Гайтнера реальной опасностью, похоже, были не «мусорные» ипотеки, спекуляции на деривативах или другие долговые рычаги, а экономисты, которые предупреждали публику о необходимости уйти с этого рынка. «Нет ничего более опасного в том, с чем мы сталкиваемся сейчас, — обвинял Гайтнер, — чем люди, которые хорошо осведомлены в этом вопросе и подпитывают эти общие опасения по поводу нашего авторитета и основных сильных сторонах финансовой системы».

Гайтнер будет играть главную роль почти во всех оставшихся главах этой книги благодаря его неустанным шагам, направленных любой политики, которая может не принести пользы или хотя бы ограничить власть крупных нью-йоркских банков. Выступая в качестве особого защитника мошеннических операций в «Ситигруп» и «Голдман Сакс» (в своих претензиях к «АИГ»), Гайтнер был вызван к Альберту Шпееру из администрации Обамы, аппаратчику, поставленному Рубином и Саммерсом для противодействия регуляторам и критикам.

Будь то в Лас-Вегасе или на Уолл-стрит, экономика казино работает вне логики промышленного капитализма. Это игра с нулевой суммой, в которой состояния делаются на ставках с контрагентами и клиентами. Богатство перераспределяется между удачливыми игроками, а не создаётся. Действительно, «продукт» — это совокупность «токсичных» закладных. Выбор времени на таких рынках зависит от капризных ветров на торговых площадках в Нью-Йорке и Чикаго. Это временной горизонт грабителей банков и — банков-грабителей. Сама идея состоит в том, чтобы безопасно убраться до того, как пик будет достигнут, потому что крахи происходят быстро и резко.