Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Все такие крахи вызываются разрывами в цепочках платежей. Мошенничества, растраты или безрассудные спекуляции, которые ведут к этим разрывам, прорываются, как аневризмы, в самом тонком месте долговой финансовой поверхности. Наибольший долговой рычаг возникает, когда за долгом вообще нет никаких реальных активов, в стиле Понци или Мадоффа, как в случае краха 2008 года. Но ФРС была больше обеспокоена ростом заработных плат, чем ростом цен на недвижимость и финансовые ценные бумаги. Инфляция цен на активы приветствовалась; опасались роста заработной платы.

Кризис явился как неизбежный результат математики сложного процента и фиктивных финансовых оценок. С января по середину марта 2008 года цены акций банков и брокерских акций упали примерно на 40 процентов. Но до тех пор, пока танец ускорялся до последней степени безумия, подобного «Болеро» Равеля, стоять в стороне означало бы позволить конкурирующим менеджерам денег докладывать о лучших доходах. Целью было хапнуть денег и сбежать. Как сказал мне один трейдер: «Всё, что надо — это разбогатеть раз в жизни». Для большинства игроков это и был тот момент удачи, который разжигал лихорадку жадности вплоть до 2008 года, после чего цены на жильё упали примерно на 30 процентов.

* * *

Инвестиционный банк «Беар Стернс» обанкротился 17 марта 2008 года. Была организована предварительная продажа акций банку «Джи Пи Морган Чейз» по 2 доллара за акцию, но Федеральная резервная система почувствовала такое сострадание к акционерам «Беар Стернс», что вмешалась, чтобы поглотить убытки от «токсичных отходов» на 29 млрд долл., так что они смогли получить в пять раз больше. Но когда через полгода, 15 сентября, рухнул инвестбанк «Леман Бразерс» министр финансов Хэнк Полсон заявил журналистам, что этот банк невозможно спасти. «Леман Бразерс» завяз в «мусорных» ипотеках, которые он надеялся продать пенсионным фондам и немецким банкам федеральных земель, и было бы пародией вознаграждать акционеров за доверие к безрассудному поведению этой фирмы.

«Беар Стернс» и «Леман Бразерс» не были похожи на банки, где обычные люди хранят свои чековые и сберегательные счета. Они имели дело с другими финансовыми учреждениями и Одним Процентом. До 1999 года закон Гласса-Стиголла эпохи Депрессии изолировал розничную банковскую систему от таких крупных финансовых игроков, чтобы минимизировать риск для вкладчиков. Но бесстыдный демонтаж Биллом Клинтоном этой финансовой «противопожарной стены» позволил «Ситигруп», «Бэнк оф Америка» и другим коммерческим банкам стать холдинговыми компаниями, в которые входили инвестиционные дома, страховые и ипотечные компании, биржевые маклеры и брокеры по недвижимости.

Обманчивое обещание дерегулирования состояло в том, что позволение банкам делать всё, что они хотят, сделает работу финансовой системы более эффективной. Реальность же такова, что спекуляции и откровенно нечестные сделки стали переплетаться с розничными банковскими операциями, перенося риск на те банки, которые были относительно безрисковыми до 1999 года. Убытки были сконцентрированы среди крупных игроков Уолл-стрит, «слишком больших, чтобы обанкротиться», и с огромным политическим влиянием, чтобы их могли ограничивать регулирующие органы. Даже банки, занимавшиеся самыми безрассудными или явно мошенническими операциями, были защищены и спасены. Субсидирование «Ситибэнк», «АИГ» и других организаций, которые потеряли так много, что иначе не смогли бы заплатить удачливым игрокам и спекулянтам, удержало казино Уолл-стрит на плаву за государственный счёт.

Генеральный прокурор Эрик Холдер и Лэнни Брейер отказались выдвинуть обвинения в подделке документов против отделений недвижимости банков и ипотечных брокеров. Эпитет «ссуды лжецов» применялся только к заёмщикам с низким доходом, которые ставили свою подпись под заявлениями на ипотеку, заполненными «Кантривайд Файнэншл» и другими источниками токсичных финансовых загрязнений. Те десять миллионов домовладельцев, чей долг взлетел выше рыночной цены их домов («отрицательный собственный капитал»), не получили никакого снисхождения, такого, как получили банки. На них обрушилась волна лишений прав выкупа из-за подписанных роботом документов, до сих пор незаконных в соответствии с законодательством США, но которые были разрешены просто потому, что эта практика была настолько распространённой, что применение закона могло привести к слому всей системы.

«Система» была именно тем, что надо было сломать! Финансовые проделки на Уолл-стрит не были «экономикой». Это были банкстеры, делавшие вид, что их интересы совпадают с интересами экономики в целом. Как будто сохранение долгов сохраняло реальное богатство и занятость, а не разрушало их.

Было оказано чрезвычайно сильное давление, чтобы вбить в головы мысль о том, что спасение сверхбогачей с Уолл-стрит необходимо для спасения повседневной роли банков в обработке чеков и упрощении платежей для 99 процентов населения. Но застрахованным вкладчикам потеря средств никогда не грозила. Не угрожала банкоматам и нехватка бумажных денег. Такая помощь была ловко задумана, чтобы спасти этих крупных кредиторов, а не обычную экономику. Объявление плохих банков неплатёжеспособными заставило бы их незастрахованных вкладчиков, держателей облигаций и акционеров списать свои убытки от их сомнительных кредитов.

Своекорыстные заявления о том, что катастрофа была непредвиденной, привели к ответной реакции в пользу Уолл-стрит, организованной в чрезвычайных условиях и при помрачении рассудка у общественности. Безнадёжные долги и «ссуды лжецов» сохранились, вместо того, чтобы списать их до присущих им рыночных оценок. Это спасло банки и держателей их облигаций в некоторой степени тем, что была навязана долговая дефляция и меры жёсткой экономии от Соединённых Штатов до Европы.

Утверждение о том, что сохранение долгового бремени было необходимо для содействия восстановлению, является примером демагогии по Оруэллу. Банки и их клиенты были спасены за счёт всей экономики. Средний класс уничтожается, в то время как рынки сокращаются. И результат — сегодняшняя жёсткая экономия после 2008 года. Обслуживание долга выжимается с помощью ипотечных долгов, задолженности по студенческим кредитам и по кредитным картам. Реальная заработная плата и «рынки» переживают застой, потому что потребители мало что могут потратить, так как большая часть их доходов уходит на обслуживание долга.

Неолиберальные экономисты утверждают, что долг — не проблема и может быть проигнорирован, потому что (как говорится) «мы в долгу перед самими собой». Согласно этой спорной логике, всё сводится к чистому нулевому балансу, в котором задолженность одного человека рассматривается как актив другого. Эта упрощённая и вводящая в заблуждение точка зрения игнорирует размеры «кто/кому»: большая часть чистого долга 99 процентов принадлежит Одному Проценту («самим себе» — Уолл-стрит). Кредит, который создают банки, увеличивает расходы на рантье, а не способствует стабильности цен и доходов.