Майкл Хадсон - Убийство Хозяина: Как финансовые паразиты и долговое рабство разрушают мировую экономику

Обогащение финансового класса, с кишащими в нём мошенничествами и коррупционными инсайдерскими сделками, возродило давнее, существующее ещё с рождения Америки недоверие к банкирам и спекулянтам. Это негодование побудило Эндрю Джексона закрыть Банк Соединённых Штатов в 1829 году и препятствовало созданию настоящего центрального банка на протяжении почти столетия. Но когда при принятии срочных мер по спасению в 2008 года были взяты на государственный баланс безнадёжные долги, общественность приняла эти дармовые раздачи неохотно, но под ложным впечатлением, что альтернатив этому было мало.

Для министерства финансов, ФРС и большей части Конгресса экономика — это Уолл-стрит. По крайней мере, именно из этого сектора набираются финансовые чиновники и от него же политики получают наибольшие вклады в свои избирательные кампании. Поэтому легко поверить, что предоставление банкам специальных налоговых льгот и привилегий для их «выхода из долгов» является синонимом спасения экономики. В действительности же срочные ссуды для спасения предоставляются за счёт бизнеса, потребителей и промышленности.

Эта помощь-спасение была основана на иллюзии, что финансовая проблема заключается во временной неликвидности, а не в несостоятельности и необходимости глубокой финансовой реструктуризации. В предположении, что существует лишь проблема с ликвидностью, вливание денег в банки, их держателей облигаций и незастрахованных вкладчиков должно было позволить банковской системе снова начать кредитование — то есть вновь взвинчивать цены на жилье и, по-видимому, в экономике. Но шансов на то, что это действительно произойдёт, почти не было, потому что наследство безнадёжных кредитов оставляло банкам мало возможностей или желания браться за новое кредитование.

Поэтому оправдания Вашингтона за программу TARP и последующие финансовые спасения министерства финансов и ФРС основывались на обмане. Банки не начали кредитовать снова, чтобы заново взвинчивать цены на недвижимость, потому что рынок уже был полностью перекредитован. Также прекратилось кредитование малых и средних компаний, которые отвечали за наибольший прирост при создании рабочих мест в течение предыдущего десятилетия. После 2008 года на потребительском рынке банки сократили лимиты своих кредитных карт, а также другие потребительские кредиты и кредиты для бизнеса.

Отказ признать проблему неплатёжеспособности и то, что долговая дефляция усугубит банкротства и безработицу, был ключевым фактором при предоставлении огромных субсидий банкам, которые они получили с 2008 года, сохраняя требования к экономике держателей облигаций и крупных вкладчиков. Таким образом, ошибочная экономическая политика оказалась в высшей степени целенаправленной и эгоистичной. Пол Кругман, изучая сказочные мемуары Гайтнера «Стресс-тест», отметил: «Администрация Обамы на самом деле никогда не пыталась выйти за границы возможного ни в бюджетной политике, ни в облегчении бремени задолженности. И влияние Гайтнера, вероятно, было важной причиной этой осторожности.... Он полагал, что восстановления этого доверия путём спасения банков будет достаточно и что остальная экономика позаботится о себе, как только вернётся финансовая стабильность. Но он очень ошибался».

Гайтнер ошибался, продолжал Кругман, потому что, «в отличие от финансовой паники, рецессию баланса нельзя вылечить простым восстановлением доверия: независимо от того, насколько уверенно чувствуют себя должники, они не могут тратить больше, если их кредиторы настаивают на сокращении расходов». Но Гайтнер «никогда не упоминает о почти таком же классическом анализе „долговой дефляции“ американского экономиста Ирвинга Фишера». Всё, что он делал, это давал банкам, что они хотели, используя «доверие» как своего рода риторическое заклинание, как если бы оно само по себе было силой.

Сохранение долгов, сделанных до 2008 года, задушило восстановление. Что ещё хуже, долговая дефляция после 2008 года была усилена фискальной дефляцией администрации Обамы. Она попыталась оплатить стоимость спасения, сократив расходы на социальное обеспечение, здравоохранение и другие программы, включая распределение федеральных доходов между штатами и городами.

Защитники Уолл-стрит, подливая масла в огонь, приняли стратегию «обвинения жертвы». Как будто бедные негры и латиноамериканцы — мишени, наиболее подверженные грабительским займам лжецов с «взрывающимися» процентными ставками, — обманывали жуликов с Уолл-стрит, а не наоборот. Обвиняли опрометчивых заёмщиков, а не безответственных кредиторов, за исключением «Фэнни» и «Фредди», которые пытались стимулировать рост домовладения среди тех, кто, очевидно, не мог себе этого позволить.

Эти спасительные государственные ссуды обогатили финансовый класс, который превращается в аристократию, замыкаясь на своей прибыли и перекладывая налоги со своего богатства, чтобы погрузить США и мировую экономику в хроническую жёсткую экономию. Такую политику можно защитить только обманным путём. В 2008 году общественное мнение выступило против потери права выкупа десятью миллионами американских домовладельцев. В конце концов, кризис вызвали не они, а банки. Ни один политик не смог бы избраться вновь, если бы сразу же пообещал дармовую раздачу государственных средств для Уолл-стрит и «гибкость рынка труда» (ослабление влияния профсоюзов, снижение заработной платы и сокращение пенсий). Представительная демократия информированных избирателей должна была быть разрушена. Финансовые элиты, используя финансовый кризис 2008 года как свой шанс, решили резко изменить социал-демократическую философию, которой руководствовалась фискальная и монетарная политика с 1945 года.

«Осознание „цунами обмана“ [Гайтнера] на самом деле является центральным для осознания того, что произошло во время финансового спасения.... Гайтнера наняли лгать, воровать и мошенничать в интересах банкиров, и он это сделал.... Эпоха Гайтнера всё чаще рассматривается как время предательства и лжи, а не просто разногласий по поводу идей».

Мэтт Столлер «Крыло мошенников в Демократической партии» (2014 г.)

Переход от администрации Буша к администрации Обамы ознаменовался делом с конфликтом интересов между чиновниками министерства финансов и банком «Голдман Сакс». На первый взгляд скандал казался взятием под государственное управление «Америкен Интернешнл Груп» («АИГ»), лондонский офис которой страховал «мусорные» ипотечные пакеты «Голдман Сакс» и многих европейских покупателей. Хотя отделения «АИГ» по страхованию имущества и от несчастных случаев не подвергались опасности и «АИГ» также не создавала и не объединяла в пакеты «мусорные» ипотечные кредиты. Проблема заключалась в том, что её подразделение финансовых продуктов («AIGFP») в Лондоне страховало их всего за крошечные страховые премии.