Владимир Гельман - Авторитарная Россия: Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия

По сравнению с другими постсоветскими государствами Россия, казалось бы, обладала наибольшим экономическим и человеческим потенциалом для успешной демократизации. В этой республике коммунистический режим, на первый взгляд, уступил место электоральной демократии еще в июне 1991 года. Тогда российские избиратели на всенародных выборах президента республики из шести кандидатов отдали предпочтение Борису Ельцину, который получил 57% голосов. Сторонники Ельцина обладали небольшим перевесом в составе российского парламента и декларировали свою решимость провести жизненно важные для страны преобразования.

После победы над коммунистическим путчем в августе 1991 года дальнейшего продвижения демократизации в России так и не произошло, и на протяжении 1990-х годов наша страна все дальше и дальше уходила в сторону от этого пути. Более того, в 1990-е годы демократические институты в России — конкурентные выборы, политические партии, парламент, свобода слова — в значительной мере оказались дискредитированы, что способствовало их целенаправленной деградации и последующему уничтожению и/или выхолащиванию в 2000-е годы.

Продолжая медицинскую аналогию, можно сказать, что 1990-е годы стали периодом тяжелых и мучительных болезней российской политики. Некоторые из них имели наследственный характер, другие были типичными и, вероятно, неизбежными «детскими болезнями» (вроде ветрянки или коклюша), а третьи — следствием неверной диагностики и ошибочного лечения. Лекарства от них оказались куда опаснее, нежели сами недуги, и сыграли немалую роль в том, что «детские болезни» в 2000-е годы переросли в хронические заболевания.

Справедливо или нет, но 1990-е годы в России получили словно приклеившееся к ним обозначение «лихие». Это слово содержит в себе как позитивные, так и негативные коннотации, и останется таковым в восприятии как переживших 1990-е современников, так и их потомков. Внезапно обрушившиеся на страну новые экономические свободы сочетались с глубоким экономическим спадом и кризисами управления, с этническими конфликтами (в частности, на Северном Кавказе), с ростом насилия и преступности, с политической нестабильностью, с противостоянием различных политических сил и с неэффективностью государства. В этих условиях только что провозглашенной российской демократии не удалось оправиться от «родовых травм» нового российского политического строя, возникавшего в муках на руинах СССР.

Российская демократия была сознательно принесена в жертву теми, кто не был заинтересован в ее становлении и стремился отложить ее строительство «до греческих календ». Именно в период «лихих» 1990-х в российскую политическую почву, только лишь начавшую оттаивать от глубокого оледенения советской эпохи, были преднамеренно брошены семена авторитаризма, которые дали свои ядовитые всходы в 2000-е годы.Почему и как эти семена были посеяны и проросли в нашей стране? Почему новые российские лидеры, оказавшиеся у руководства страной в 1991 году под лозунгами демократии и свобод, повели Россию в совсем ином направлении? Было ли такое развитие событий неизбежным и неотвратимым, или оно стало следствием стратегических решений, которые принимали российские политические акторы на различных «развилках» периода «лихих» 1990-х годов, наполненных многочисленными бурными событиями? Будем искать ответы на эти и другие вопросы на страницах данной главы.

Посткоммунистический вызов и российский ответ

Накануне распада СССР, осенью 1991 года, немецкий социолог Клаус Оффе, рассуждая о проблемах, которые стояли перед посткоммунистическими странами, заметил, что они столкнулись с необходимостью проводить преобразования такого масштаба, который не имел аналогов в мировой истории. Все эти преобразования им предстояло осуществлять одновременно. Посткоммунистическим странам надо было трансформировать:

1) имперское национально-государственное устройство, сформированное в советский и досоветский периоды, — в современные национальные государства;

2) находившуюся в состоянии упадка централизованную плановую систему — в свободную рыночную экономику;

3) однопартийный политический режим — в конкурентную демократию.

Оффе отмечал, что если страны Западной Европы в прошлом решали все эти задачи последовательно (и отнюдь не всегда успешно) на протяжении веков и десятилетий, то посткоммунистическим странам Восточной Европы и бывшего СССР необходимо одновременно осуществлять процесс «тройного перехода», проводя трудные и болезненные реформы на всех этих трех аренах сразу. Соблазн растянуть преобразования во времени, выстроить их последовательность в ту или иную логическую цепочку (сперва государственность, затем рынок, затем демократия) или вовсе отказаться от них был слишком велик.

«Дилемма одновременности», по мнению Оффе, парадоксальным образом заключалась в том, что, несмотря на все очевидные сложности и вызовы, только одновременное проведение демократизации, рыночных реформ и строительство новых национальных государств могло принести странам бывшего коммунистического лагеря относительно быстрый успех. В то же время попытки решать все эти задачи последовательно, «шаг за шагом», грозили лишь усугублением кризисов129.

Глядя на опыт посткоммунистических стран спустя почти три десятилетия, можно сказать, что «дилемма одновременности» была разрешена относительно успешно в странах Восточной Европы, которые в 1990-е годы создали демократические политические режимы и рыночную экономику, а в 2000-е годы стали членами Европейского союза130. Гораздо более болезненным и драматическим оказался опыт стран бывшей Югославии, где распад союзного государства стал точкой отсчета серии кровавых войн в ущерб демократизации и рыночным реформам. Процессы трансформации в этом регионе затянулись и сопровождались довольно тяжелыми издержками.

В России и в ряде других постсоветских государств траектория преобразований оказалась кардинально иной. Хотя нашей стране удалось избежать рисков распада на отдельные государства и/или полного «отслоения» от нее отдельных территорий, Россия все же не смогла построить эффективное (с точки зрения качества управления) национальное государство ни в 1990-е, ни в 2000-е годы. Помешали совсем иные причины.

Рыночные реформы в России сопровождались глубоким и длительным трансформационным спадом в экономике, который сменился ростом лишь начиная с 1999 года. Хотя в конце концов российская экономика перешла на рыночные рельсы, и в 2000-е годы демонстрировала немалые успехи, сегодня ее едва ли можно охарактеризовать как свободную и эффективную. Демократизация, начатая еще в конце советского периода, в 1990-е годы оказалась остановлена, а в 2000-е сначала свернута, а затем и полностью сведена на нет.