Дмитрий Орешкин - Джугафилия и советский статистический эпос

Смело взявшись за преображение действительности, В.И. Ленин довольно быстро обнаруживает, что на практике концы с концами не сходятся. Производство падает, деньги в казну не возвращаются, а трудящиеся никак не избавятся от мелкобуржуазной привычки кушать хотя бы раз в сутки. Но вождь на то и вождь, чтобы не падать духом. Он твердо знает, что все беды молодого социалистического государства обусловлены сопротивлением эксплуататорских классов и их наймитов. Сопротивление необходимо сломить. А покуда оно не сломлено, приходится печатать ничем не обеспеченные фантики, одновременно укрепляя диктатуру пролетариата и расширяя классовую борьбу. Примерно как через сто лет будет в Зимбабве и Венесуэле.

Будь на его месте кто другой, он, возможно, сказал бы трудящимся правду: мол, простите, люди православные, мы тут слегка нахомутали. Настоящих денег нет и больше уже не будет. Вы держитесь пока, доброго вам здоровья, а мы скоро новых деревянных настрогаем… Нет, настоящий вождь так никогда не скажет! По крайней мере, публично; разве что среди своих, в узком кругу. В ленинских директивах Владивостокскому Совету от 7 апреля 1918 г. так и написано: «Денежных знаков у нас теперь нет, но со второй половины апреля будет много.». С его точки зрения, это решение проблемы — как только национализированная печатная фабрика наконец подключится к работе, дензнаков будет много .

Однако с широкой публикой так прямо нельзя. Ей следует предложить вдохновляющую идейную основу. Вот как основа выглядит в докладе В. И. Ленина на I Всероссийском съезде представителей финансовых отделов Советов (18 мая 1918 г., прошло всего восемь месяцев после публикации «Грозящей катастрофы.»):

«Деньги, бумажки — все то, что называется теперь деньгами, — эти свидетельства на общественное благосостояние действуют разлагающим образом и опасны тем, что буржуазия, храня запасы этих бумажек, остается при экономической власти. Чтобы ослабить это явление, мы должны предпринять строжайший учет имеющихся бумажек для полной замены всех старых денег новыми. <���…> Мы назначим самый короткий срок, в течение которого каждый должен будет сделать декларацию о количестве имеющихся у него денег и получить взамен их новые; если сумма окажется небольшой, он получит рубль на рубль; если же она превысит норму, он получит лишь часть» [37] Ленин В.И. Доклад на I Всероссийском съезде представителей финансовых отделов Советов 18 мая 1918 г. // Сочинения. Т. 27. М.: Госполитиздат, 1950. С. 350–351. .

Речь, таким образом, о конфискационной реформе, обнулении прежней денежной массы на руках у классового врага и намерении бесконтрольно эмитировать новую (которой будет много ). Первым неизбежным, предсказуемым и хорошо понятным Ленину последствием инфляционной накачки (не забыл же он, о чем сам писал в сентябре!) станет очередное ухудшение положения «именно рабочих, беднейшей части населения». Но ему уже не до них — речь об удержании власти. Рабочие вместе с беднейшей частью потерпят. А если вдруг терпение кончится — на этот случай у него набирает силу Чрезвычайная комиссия с Чрезвычайными полномочиями. Эти особо доверенные люди обеспечиваются материальными благами не за деньги, а по особому списку и разнарядке; инфляция бьет их не так сильно.

Бинарная логика марксизма говорит, что власть рождается в классовой борьбе. Основной ресурс в ней как раз рабочие и беднейшая часть населения. Их мобилизация обеспечивается неистовым напором, верой и харизмой лидера. И — не в последнюю очередь — возможностью безнаказанно пограбить более успешного соседа при отеческом одобрении со стороны вождя. Всего этого у В.И. Ленина в избытке; больше, чем у кого бы то ни было еще. Он щедро предлагает трудящимся понятные и простые решения для проблем любой сложности. Естественно, ошибочные с позиции реальной жизни и хозяйства. Но вождя не интересуют реальная жизнь и хозяйство! Вождя интересует диктатура (пролетариата). А с этим пока все в порядке.

Если пролетариат слегка поголодает и немножко поумирает, это ему лишь на пользу. Злее будет! Слава Богу, при проклятом царском режиме трудящихся народилось пруд пруди и стоят они недорого. Если честно — для него вообще ничего не стоят: расходный материал в борьбе за светлое будущее. Зато потом — он уверен и энергично делится этой уверенностью с товарищами — все будет хорошо и даже отлично. Ведь эксплуататорских и паразитирующих классов не останется! Простая мысль, что их место по необходимости займет новая партийная бюрократия (более многочисленная, зато менее эффективная), в эту удивительно устроенную черепную коробку даже не постучалась.

Хотя, кажется, куда как понятно: если деньги перестают быть хозяйственной средой для обмена произведенных товаров, кто возьмет на себя функции оценки и распределения? Как кто?! Народ возьмет! В лице его лучших представителей. Если буржуазия лишена возможности закупить товар в одном месте и доставить для продажи в другое (ради извлечения прибыли), кто вместо этого паразитирующего класса займется логистикой, разверсткой и доставкой? Опять же народ. В лице Абырвалга, Главтреста, Нарокомпрода и прочих растущих как на дрожжах ведомств. Если свободному рынку не дозволено регулировать отношения спроса и предложения, эта функция естественно переходит в руки партийных функционеров — и было бы крайне странно ожидать, что они будут ими распоряжаться в интересах какого-то там «населения».

Для этого необходимо всерьез поверить, что функционеры являют собой людей особого рода, альтруистов, обуреваемых жаждой служения обществу. Собственно, именно эту декорацию большевики и взялись городить сразу наутро после 25 октября 1917 г. И городили вплоть до конца 80-х годов. Что сопровождалось циклом кровавых операций по пересадке народу правильных очей. Ведь гораздо естественнее предположить, что монопольный контроль любой социальной группы над средствами производства и распределения будет использован не для принесения себя в жертву, а для укрепления и расширения групповой монополии. В конкретном случае с большевиками — для усиления Красной армии, ЧК, агитпропа и диктатуры (пролетариата) в благородных целях приближения мировой революции. Иными словами, зомбирование трудящихся с самого начала было неотъемлемым элементом большевистского Проекта.

Сказанное недвусмысленно подтверждалось эмпирической практикой. Однако революционная вера и выстроенная на ней «очевидность» сильнее эмпирики! По крайней мере, на короткой дистанции в три поколения.

А тут еще гражданская война. Ее Ленин тоже ничуть не боится, считает нормальным делом («социализм не может наступить иначе, как через гражданскую войну») и с легкой душой начинает 8 мая 1918 г. В это время он формулирует (но не публикует, оставляя для внутреннего пользования) Декрет о продовольственной диктатуре, который трудно понять иначе, как объявление гражданской войны. В рамках партийных манипуляций с историческими очами основные положения Декрета были опубликованы Сталиным только в 1931 г., когда он разворачивал собственную (уже вторую) войну за хлеб и нуждался в идеологическом обосновании.