Лев Исаков - Экономика Иосифа Сталина. Поле и люди

АГРАРНЫЙ ВОПРОС СТАЛ ВОПРОСОМ О РЕВОЛЮЦИИ, буржуазно-демократическимровно настолько, насколько он заключался в возврате 75 млн. десятин «недостаточной земли» крестьянству — социалистическим, насколько он означал противостояние капитализму, не могущему развиваться без перераспределения крестьянской земли под капиталистическое агропроизводство, т.е. экспроприации производителя – крестьянскую общину и крестьянский двор.

Полная и безусловная готовность В. Ленина передать всю землю в пользование крестьянства обеспечило решительную победу и буржуазно-демократической и социалистической линии в революционном процессе 1905—1918 годов в России, поскольку ни одна политическая сила, кроме большевиков, не была готова идти им навстречу до конца – это же сделало большевиков и демиургом Русской революции, наложившим свой отпечаток на формы её осуществления. Для Сталина стало важным уроком настоятельное требование В. Ленина о передаче земли крестьянству через процедуру «национализации», которую он, выросший и воспитанный на традициях древнейшего частного землевладения Закавказья, как и большинство 2-го съезда РСДРП, счёл преждевременно опасной для собственно социалистической линии в российской революции: в условиях Закавказья это означало «национализацию»/«огосударствление» земли не только от помещиков, но и от крестьян… – естественно, другую, не практически – революционную, а теоретически – социалистическую и коммунистическую значимость этого лозунга он понял сразу, но это казалось ещё таким далёким…

…Полное доверие и восхищение предвидением Старшего Товарища пришло, когда открылось: лозунг «Национализации» был наиболее близок традициям великорусского сознания; и безбрежность русских просторов и общинная практика русского мира выводила землю в целом, всю, из ориентаций крестьянского двора, была далёче и выше его околицы – как следствие, с какой же безоглядной отвагой набрасывались на всё, что не «моё» и «не общее», например, соседний лес – но уже в этом проступало нечто запредельное, «НЕ МОЁ», что можно только «своровать»; а там, за ним, нечто недостижимое всяких поползновений, ЗЕМЛЯ… В русской традиции она пантеистически обращалась в восходящее нравственное начало, сверх счётов-чистоганов, не под, а над пахарем, не объект, а субъект его судьбы; его, Микулу Селяниновича, породившая и по смерти принимающая Мать-Сыра-Земля… И, выступая в тяжелейших, самых мучительных в его жизни (личное признание, известное со слов У. Черчилля) годах коллективизации носителем «национализации» в этом нравственном смысле, он по итогу вышел победителем: перед этим нечто высшим, что несло русское понятие «ЗЕМЛЯ», робел и опускал руки даже вросший корнями в свой дом, двор, скотину, свою «земельку», «кулак»… Это были его труды, его пот, его мозоли, его вёсны и осени – но не «ЕГО ЗЕМЛЯ» …

…Гражданская война «За Землю и Волю» 1918 года против «белых» в 1929 году против «красных» (под лозунгом «Советы без коммунистов» 1922 года) не возродилась – и это при наличии 20-миллионого контингента ветеранов сплошь крестьянских по составу армий Первой мировой и Гражданской войны; и какую бы сторону приняли атаманы-командиры зелёно-партизанских армий, решивших судьбы Советской власти на Урале, в Сибири, на Дальнем Востоке – Антоновским и Кронштадтским мятежом пресекшие Продразвёрстку и повернувшие страну к НЭП…

Сами условия хозяйствования на великих евразийских равнинах задавали ОБЩЕСТВЕННЫЕ ФОРМЫ производства и общежития.

В состоявшихся европейских условиях исход на фермы, от общества к полям, был естественным: большая плотность населения стягивала и оформляла полноценные социальные континуумы в доступно обозримых пределах: обращение за образованием, медициной, пунктам реализации продукции и приобретения необходимых товаров – в совокупности включённость в цивилизованную общность – были в непосредственной достижимости. Фермерское приближение производителя к непосредственному агропроизводству было экономичным, естественным и прогрессивным; сглаживало социально опасные последствия отчуждения производителя от результатов своего труда – ферма становилась знаковым символом сельского быта и агропроизводства Европы и Северной Америки, реальным или декларируемым. Фермер выступал демпфером-консерватором базовых установок частнособственнического сознания, что так воодушевило А. Столыпина на «государственную рубку» исторических институтов русского сельского мира.

Русский крестьянин, «смерд» времён Владимировых или переселенец Столыпинских лет, входил и входил в огромные просторы («внук всегда умирал не там, где похоронен был дед» по В. Ключевскому), и оторвавшись от «мира», исключившись от его социальных институтов, он бы просто одичал и вымер в 1—2 поколении, даже если это человек кристальной силы духа и воли, как ныне умирающие в последнем побеге алтайские Лыковы…

Русские селились не «дворами», а «деревнями»; не в одиночку, а «выселками» – вот вам этнографически точная картина Лукияна Васильевича Попова «Ходоки на новые земли»: три разнотипных по внешности и характеру мужика, пожилой, средних лет и парень – один с трепетом, другой безоглядно, третий с любопытством идут в даль неведомую через перелески под холодным небом. Идут не от себя – от «мира»…

Само сельскохозяйственное производство требовало коллективного труда и поддержания согласованности действий: безусловной кооперации по корчеванию лесов под пахоту; последующих согласованных мер по поддержанию плодородия полей искусственными мерами севооборотов, унаваживания, паров, сохранения воды, что задавало необходимость наличия широкого круга ЗЕМЕЛЬ ОБЩЕГО ПОЛЬЗОВАНИЯ, общественного контроля и совместного поддержания (луга, леса, водопои и пруды), в отсутствие которых в несколько лет сельхозугодья утрачивались – и ступай далее цыганом.

Нелицеприятный пример утраты внешнего контроля со стороны над индивидуальным крестьянским двором присутствует у А. Болотова. От отца пяти его сыновьям досталось огромное имение, привязанное округой к необозримому пруду с мельницами и рыбой, перехваченное со всех сторон первоклассным лесом, и что в нём: зверь, птица, грибы, ягоды, дрова, строевая древесина… Но в раздел пошли пашни и души – лес и воду как-то не поделили и …застучали топоры в лесах – всё равно не наше! – и перестали смотреть за плотиной…

Итог: лес свели, плотина рухнула, вода ушла, рыба пропала, запас влаги в почве сократился – урожайность упала в 2 раза; и наконец в жаркое лето разразилась засуха, поразившая поля общим неурожаем: ВПЕРВЫЕ на памяти 4 поколений семьи Болотовых явился ГОЛОД на ТУЛЬСКИХ ЧЕРНОЗЁМАХ.