Лев Исаков - Экономика Иосифа Сталина. Поле и люди

Но сохраняющаяся реальность исторических условий бытия не уходит под вердикты парламентствующих дилетантов, избранных глупостью нации, не отменяется подковёрной схваткой интересов и клик – она вновь и вновь возвращает те же вопросы, которые ставила в предшествующие эпохи, доставшиеся в наследство как нерешённые или, забытые промотавшимися наследниками, возрождающиеся как новые.

Начиная работу, как продолжение историографии великой эпохи, подобной Великой Французской революции 1789—1794 годов, но длившейся в своей страсти и «термидорах» с 1917 по 1987 год… Последняя дата по личному впечатлению автора, в июне 1987 года вышедшего на ул. Горького – теперь Тверская – в каком-то чувстве оцепенения: чудная летняя погода, вечернее солнце играется жёлтыми бликами по красному русту стен и черно-синим стёклам – и отчётливо прорезавшаяся мысль «Если всё так хорошо – почему пропала водка и сахар, которые всегда были… Дальше некуда!»

…Но в какой-то момент оформления собравшегося материала и впечатлений от него в очевидный заранее текст – а кто принимается за наукообразный конструкт, не полагая заранее, о чём и с чем он? – тот стал раскрываться чем-то иным, нежели полемическое восстание за честь оболганной эпохи и её великих лидеров.

В предварительном обозрении рисовалось нечто подобное обычному «кирпичу», перелагающему на новый лад то, что оформлялось в канонической форме изложения материалов по истории СССР в университетских курсах Нечкиной, Кабанова, или «Истории КПСС» под. ред. Пономарёва., благо они выветрились из голосов и кафедр, стали вполне новыми для пустопорожних голов.

– Ленинский план построения социализма в СССР;

– Его модификация в условиях нарастания внешней военной угрозы в 1930—1940-х годах;

– Послевоенное развитие СССР в 1946—1953 годах…

Новые в том, что приводились материалы, детали, впечатления, запомнившиеся автору бликами детства; или случайно открывшиеся по перипетиям и зигзагам биографии – бессистемные, но передающие колорит эпохи… т.т.т.

…Но, первая неожиданность, на фоне обличений «А вы знаете?», «А вы слышали?», «А вам известно?» – вдруг начинали всплывать новые контуры материковых смыслов: видеться то, что так и не легло в тексты; прошло, даже оглашённое, мимо внимания эпохи; что копилось, как малозначительное – а по итогу погубило её… Классическое распределение важности и места тем в изложении летело – текст становился из обзора исследованием.

И первый вывод из подготовляемого к изданию приблизительно 1/3 состава работы вряд ли совпадёт с каким-либо предшествующим автором: ЕСЛИ АГРАРНЫЙ ВОПРОС БЫЛ ГЛАВНЫМ ВОПРОСОМ РУССКИХ РЕВОЛЮЦИЙ 1905—1917 ГОДОВ И ТАК И НЕ РЕШИЛСЯ К 1987 ГОДУ, и Продовольственная Проблема СССР перевела улицу на сторону ползучей контрреволюции, то ОН ГЛАВНЫЙ ВОПРОС построения социализма в СССР, открывший и закрывший эпоху штурма неба гигантами, громоздившими Оссу на Пеллион. И это сразу ложилось на наблюдения давней работы «Парламентаризм, Советы и Традиционные формы русского народовластия», в которой устанавливалось, что те формы, в которых реализовался феномен русского коммунизма, никакое не «изобретение русского пролетариата» (В. Ленин), а воспроизводство в новых условиях институтов, форм, процедур сельской общины-мира, круга, схода русским рабочим, вчерашним крестьянином – теперь, в новом освещении, открывавшейся основой социалистических ценностных ориентаций русского общества, из него выраставших, им регенерируемые; обеспечивающие воспроизводство его ядра в массовом сознании: МЫ СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ. И носители этого сознания не Большие Заводы, где оно наоборот, размывалось в изолят, сознание винтиков-операционников, обращалось в сознание «Сдельщиков на Зарплате», в отношении к которой оно объективно единственно и строилось – всё остальное возникало или не возникало как наносное «извне». Деревня-«мир» охватывала и формировала всю систему отношений – конвейер-завод только физиологическую способность к труду, начинавшуюся и кончавшуюся на проходной – всё остальное возникало как внешнее, привнесённое, искусственно импортируемое: в полное подтверждение марксизма, что само по себе рабочее движение может выработать не социалистическое, а только тред-юнианистское сознание…

…И почему же вы, ТОВАРИЩИ ХОРОШИЕ, так мало думаете над своими выводами…

Забивание колхоза-мира в околоток агропроизводства, начавшийся с апреля 1953 года, означал разрушение естественной базы Социализма – Народовластия СССР, но именно деревенская Россия стала последним «красным поясом» в 1991—1993 годах, которого боялась, с которым воевала взлетевшая из городов чума… Как-то знаменательно, пресловутые Фургалы, столь расцвётшие на городской барахолке града Хабаровска, в родном селе обходились стороной, как «жадюги» и «те ещё мазурики» – на деревне всё и все как на ладони, со всех сторон!

Это требовало решительно изменить уже и саму компоновку материала: Аграрный вопрос и его реализация в форме кооперации – коллективизации необходимо выдвигался на первое место не только в ситуации пореформенной России 19 века, но и послереволюционной истории России – СССР, в отношении которого Индустриализация отчасти становится как бы и внешне навязанной враждебным окружением – внутреннюю генерацию и самовоспроизводство общества задавала деревня-мир. В конце концов Экономика Сталина это Экономика РУССКОГО СОЦИАЛИЗМА, А НЕ РУССКОЙ ВОЙНЫ.

…Но эта же сумма материалов, обостряя боковое зрение, открывала внимание на то, что те экономические вопросы, которые поднимал и решал И.В.Сталин, как и его решения оживают и присутствуют в современной социально-экономической теории и практике…

…Идея социально-экономической автаркии, как условие её существования и суверенитета, не только как дело свободного выбора, теперь, по смене социальной формации, открылась другой стороной – как неотменная данность самой великорусской государственности, её нации и культуры: обежав по кругу, ценой потери 1/4 территории и 1/2 населения, она вернулась в общественное сознание – и как-то половинчато- стыдливо в государственную практику, идеологию, доктрины…