Знание-сила, 1998 № 03 (849)

Повариха Шурочка — любимица экипажа «Руслана»

Ночной рейс совершался впервые. «Седова» вел опытный полярный капитан Швецов, на «Малыгине» — капитан Филатов, который уже несколько раз руководил походами на Шпицберген.

Однако 29 декабря, уже на подходах к заливу Грин-Харбор, «Малыгин» попал на подводные камни и получил несколько пробоин, вода стала заливать машинное отделение и каюты. Во избежание взрыва котлы были погашены.

Тем временем из Архангельска для оказания помощи «Малыгину» уже вышел мощный ледокол «Ленин», а вместе с ним и спасательный буксир «Руслан», обладающий водоотливными средствами.

К апрелю благодаря помощи ЭПРОНа (экспедиции подводных работ особого назначения) «Малыгин» залечил многочисленные трещины в корпусе и уже готовился уходить в Мурманск. Вместе с ним должен был возвращаться и «Руслан». 24 апреля «Малыгин» в паре с «Русланом» вышел из залива Грин-Харбор.

Радио «Малыгина» — «Руслану»: «Дано распоряжение «Красину» взять вас на буксир». Но тут уже заговорило радио «Руслана»: «Берега и вас не видим... Место свое потеряли, дать не можем... Помощь необходима».

Что же происходило на «Руслане»? В его штурманской рубке зачастую собирался своеобразный клуб: капитан Клюев, второй штурман — маленький Владимир Петрович Нагибин, общая любимица повариха Шура и сигнальщик Бекусов. Так было и на этот раз. Но вдруг наверху послышался шум, и в кубрик хлынула вода. Спавший на верхней койке матрос Михаил Попов сразу же вскочил, и мигом в кубрике никого не осталось. Из своей каюты босиком выбежал штурман Герасим Точилов. «Выскочил наверх и вижу: судно покрыто льдом, качка, палубу заливает, все пристройки брашпиля и ящики покрыты льдом, а «Руслан» лежит на боку, как подстреленная утка. Я подскочил к капитану, а тот слабо улыбнулся только: «Тонем, Герасим Васильевич». Тогда я взял на себя командование и объявил аврал. Иначе, говорю, потонем. Жизни остается полчаса самое большое, если не успеем — все кончено! Судно тем временем обморозило, и на правом борту большой крен. Дело пропащее, потому приказываю рулевому Бутакову — вправо на борт! Матросы по колено в воде, цепляясь за иллюминаторы, ходили по борту, скалывая лед. Все работали лихорадочно, обмороженными руками кололи лед».

Радиограмма с «Руслана»: «Берега и вас не видим...»

Капитан норвежского судна «Рингсаль»:

«Да, вы настоящие железные мореходы».

Точилов был убежден, что через несколько часов судно попадет в полосу теплого течения и обмерзание кончится. Он зашел в рубку, чтобы дать радио в Мурманск с том, что «Руслан» вышел в океан и следует на материк. Но судно в это время опять упало на правый борт.

Точилов спустился в кочегарку, и его глазам представилось страшное зрелище — кочегарка была залита водой. От ударов волн открылась течь, и в довершение всего не работали помпы, а из- под котла бил фонтан. Вторая течь открылась в машинной переборке и она вскоре сломалась. Матросы принялись отливать воду кадками и ведрами, но течь все усиливалась.

— «Красин» идет к нам,— бодрил матросов Точилов, но сам уже придумывал способы спасения. В одиннадцать часов ночи затопило всю кочегарку и машину. «Руслан» продолжал крениться, опускаясь правым бортом под воду. Сигнальщик Бекусов понял: «Руслан» гибнет. Собственно говоря, уже все это понимали. Капитан отправился в радиорубку давать прощальные радиограммы, а Шура озабоченно бегала по каютам, собирая сухари и другое продовольствие. Штурман спустился в машину и тихо сказал Михаилу Нетленному: «Иди, готовь шлюпки».

Дальнейшая история экипажа погибшего «Руслана» дана нами по рассказам Точилова, Попова и Бекусова. Мы дословно передаем их воспоминания. Рассказ одного, дополняясь наблюдениями другого, создает общую картину странствования руслановцсв.

— В шторме, сквозь ветер и темноту Ледовитого океана, неслась наша вторая шлюпка с тринадцатью моряками. Шторм восемь баллов. Видимости никакой. Я встал на носу,— рассказывает Точилов,— чтобы наблюдать, как идет волна. Матросы гребли, кто вычерпывал воду, кто помогал на веслах, а волна накатывается, растет, близится и... «Держись! Держись!» — кричу я. Все исчезает из глаз... Взлет, потом падение в пропасть, и мы под водой; вот, кажется, ринулись на дно. И вдруг опять взлет, волна мимо, мы несемся вперед — и так каждое мгновение. Волны захлестывают нас пеной, но вот пронеслись, и опять нам радостно... Мокрые, насквозь пронизанные ветром ребята не перестают грести, одежда на нас леденеет; несмотря на все это, никто не страшится шторма, и паники среди нас не было.

...Шторм не стихал, волны швыряли заливали шлюпку, и вскоре руслановцы стали замерзать. Изогнувшись, гребли матросы, пряча лица от ледяного ветра.

На корме, опустив в задумчивости голову, сидел капитан Клюев, опираясь на ружье, с которым он, бывало, ходил охотиться за нерпами. Он был поглощен своими мыслями и не обращал внимания на то, что творилось вокруг. Клюев сидел так тихо, что все забыли о его присутствии Кто знает, о чем думал молодой романтик? Он одиноко переживал трагедию...

Точилов взял на себя командование, и руслановцы теперь слушались старшего штурмана.

— Скоро милях в десяти должен быть берег,— сказал Точилов, чтобы ободрить моряков.— Шлюпка идет на ост.

Три часа прошло с тех пор, как тринадцать руслановцев в последний раз видели тонущее судно. Штурман Петрович стоял в мокрой, изодранной фуфайке, сквозь которую виднелась знаменитая жилетка. Он потерял свою трубку, и лицо его без трубки приняло детское, виноватое выражение. Рот его раскрылся. Он долго стоял, точно желая что-то спросить, а потом опустился на колени и забился под банку. Свернувшись под одеялом, он походил на ребенка и тихо лежал, изредка высовывая лицо с раскрытым ртом. Спустя некоторое время матросы стали замечать, что Петрович повел себя как-то странно. Сначала все подумали, что маленький штурман шутит. Стоя на носу, глядя на приближающуюся волну, Точилов скомандовал:

— Право табань — лево на воду!

Высунув из-под одеяла лицо и подражая голосу Точилова, Петрович крикнул:

— Право табань — лево на воду!

В шлюпке рассмеялись, но потом все заметили, что Петрович повторяет каждое слово команды старшего штурмана.

— Он промок насквозь,— рассказывает Попов — Его сразу пронзило ветром и ум вышибло. Он все повторял и повторял, что ни говорили.

— Черти полосатые! — крикнул Попов товарищам— Шевели ногами, крути головой, а то замерзнете!

— Черти полосатые! — эхом раздалось из-под банки.