Знание-сила, 2008 № 11 (977)

Уже во время учебы на факультете я стала понимать, что политэкономия социализма разработана на порядок слабее политэкономии капитализма. Что законы развития социалистической экономики выглядят удивительно убого и плоско[* Особенно удивил меня «закон непрерывного повышения производительности труда». Сиди себе на печке, ничего не делай, а производительность труда будет сама собой повышаться. Какая все-таки глупость, а ведь нас заставляли учить ее и пересказывать на экзаменах.], что многие из них, по сути, не обоснованы. Уже тогда удивляли меня работы, где говорилось, что те или иные законы социализма «не выполняются». Может ли не выполняться физический закон? Любое отклонение от его нормативов означает открытие нового явления. А вот «закон планомерного пропорционального развития социалистической экономики» почему-то может не выполняться и тем не менее оставаться «законом». Таким образом, к окончанию МГУ я уже понимала, что обогатиться знанием законов развития своего общества путем изучения научной литературы вряд ли возможно, а преподавать то, чего сам не понимаешь или что тебя совершенно не устраивает, очень трудно. И следовательно, главной становится третья цель, с той разницей, что речь идет не об украшении готового здания красивым орнаментом, а о строительстве нового здания или, самое малое, — о коренной реконструкции старого. Значит, не преподавание, а научная деятельность.

Работа в Институте экономики в 1950-х годах дополнительно убедила меня в том, что политэкономии социализма, в сущности, не было. Во время экспедиций в село я видела реальную экономическую действительность и пыталась интерпретировать ее в терминах известных законов (прежде всего «закона распределения по труду»), но она в рамки этих «законов» не лезла. На семинарах же и ученых советах института я приобщалась к тогдашней экономической теории и поражалась ее отрыву от практики. На своем узеньком частном участке я пыталась построить теорию, охватывающую и объясняющую реальную практику. Наталкивалась на идеологические возражения типа «этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Иногда бывала бита, иногда оказывалась «на коне», но, в общем, двигалась вперед.

Потом, после защиты докторской диссертации, я была вынуждена перейти в социологию, которую совершенно не знала. И на несколько лет, может быть десять и более, на первый план вышла задача познания того, что наработано до меня. Не скажу, что справилась с ней хорошо. Специального времени для изучения зарубежной социологической литературы не было, все время надо было что-то писать и руководить коллективом людей, и я плохо представляю, как можно было изменить это положение. Вечно некогда, некогда, некогда, вечно давит какое-то срочное дело, чаще не одно, а несколько сразу. Таким образом, в социологии мне сразу пришлось совместить овладение важнейшими категориями и методами с проведением собственных исследований.

Последние требовали теоретической базы, и мне пришлось разрабатывать частные социологические теории миграции населения из сел в города, социальных отношений города и деревни, методологию системного изучения села. Казалось бы, хорошо, это та самая работа с научными абстракциями, которая зовется наукой. Однако, чтобы крепко вписаться в здание Социологии в качестве одной из его опор, мои работы, мне кажется, в недостаточной мере продолжают сложившиеся научные традиции и потому часто стоят особняком. Правда, теперь в нашем институте сложилась целая научная школа, работающая именно в этой традиции, и иногда приходится слышать, что это — самая интересная и продуктивная школа в Союзе. Но все же мы недостаточно полно владеем научной литературой, особенно зарубежной. Здесь у меня больное место.

Итак, системное изучение деревни, социально-территориальная структура аграрного сектора общества, а теперь — социальный механизм развития экономики. Если две первые темы возникли в известном смысле «стихийно», и вместо них вполне могли быть другие, то последняя тема для меня является имманентной, так как позволяет объединить знания, накопленные мною в экономике и социологии. Тема эта одновременно очень интересна теоретически (и имеет традицию за рубежом) и чрезвычайно актуальна, ибо позволяет понять, почему буксует наша экономика. Ведь буксует она по социальным причинам. Около трех лет назад я с вдохновением и одновременно со страхом (выйдет ли, выдержу ли, хватит ли таланта?) взялась за эту новую тему. В общем и целом она «пошла», и успех апрельского семинара служит тому подтверждением. Но, но и но...

Здесь-то и начинается связь с бюро обкома. Был семинар, был доклад на нем, восторженно встреченный аудиторией. Было размножение этого доклада «поклонниками» в Москве и Ленинграде, передача его из рук в руки. Все это говорило о том, что область научного поиска «горяча», что знание, которое мы ищем, прячется где-то в этой области. Казалось бы, засучивай рукава и работай. Ан, нет! С одной стороны, доклад уходит за границу и встречает там самый теплый прием, а с другой — свои (в лице обкома КПСС) поливают его черной грязью.

До сих пор мне удобно было считать (и я действительно считала), что мой путь ученого и путь руководящих нашим обществом политиков параллельны и в далекой перспективе сходятся. Ведь изучая механизм развития экономики, мы хотим не просто познать его, но и найти пути его наладки. С экономикой плохо, в магазинах мало продуктов, люди недовольны, работают вполсилы, в итоге национальный доход почти не растет. Расходы же на вооружение приходится увеличивать, а потребительский фонд сужается. Жить становится все труднее. В то же время наряду с легальной экономикой развивается теневая, формирующая толстосумов, подпольных миллионеров. И на эту картину накладывается всевозрастающий разрыв в уровне благосостояния партийного аппарата и рядовых трудящихся, включая интеллигенцию. Именно этот разрыв, как мне кажется, служит той психологической «занозой», которая не позволяет крестьянам и рабочим трудиться в полную силу, а руководителей предприятий толкает на расхищение общественного добра. Люди говорят: «Им все дается, а мы сами возьмем!» Разработка темы «Социальный механизм развития экономики» означает вскрытие всех этих нарывов и поиск путей оздоровления общества и его экономики.

Казалось бы, руководители высшего уровня должны быть в этом заинтересованы, ибо все понимают, что так дальше нельзя — разрушаются главные ценности социализма. Никому ничего не нужно, никто ни в чем не заинтересован, и лучше всего живется тем, кто равнодушен к общему делу, циничен и свободен от норм морали. Энтузиазм времени нашей молодости прошел, после него остались только «похмелье» да пустота. Где наша юношеская гордость за принадлежность к «самой великой стране»? Где стремление принести максимальную пользу обществу, готовность подчинять личные интересы общественным? Где вера в важность своей миссии на земле, в значимость того дела, которое делаешь? Ничего этого нет. Есть только разочарование да разъедающий общество скептицизм.