Знание-сила, 2008 № 07 (973)

Американские ученые пришли к выводу, что творческие способности человека во многом определяются характером работы мозга.

Американские нейрофизиологи из университета Дриксела в Филадельфии и Северо-Западного университета провели исследование, посвященное творческим способностям человека. Ученые обратили внимание, что всех людей можно разделить на «творческих» и «методичных». Творческий человек способен к озарению и открытию, тогда как методичный предпочитает последовательный перебор вариантов.

Первоначально исследователи снимали показания электроэнцефалограмм у испытуемых, находящихся в спокойном состоянии. Затем предлагался ряд задач, которые формулировались в виде анаграмм: предлагался набор букв, полученный из известных слов перестановкой букв, и предлагалось это слово угадать. Испытуемых просили регистрировать ощущение, как именно они пришли к решению: последовательным перебором вариантов или путем внезапной догадки. При этом постоянно регистрировалась электроэнцефалограмма и записывались альфа- и бета-ритмы мозга.

Выводы оказались довольно впечатляющими. У тех испытуемых, которые пришли к решению в результате догадки, ритмы мозга оказались разительно отличающимися от тех, кто методически перебирал варианты. Причем эта разница была очевидна не только в процессе решения задач, но и в спокойном состоянии.

Ученые отметили два основных отличия. У тех, кто испытал своего рода озарение и кого назвали людьми «творческими», оказалась гораздо выше активность правого полушария мозга, которое, как полагают сегодня, ответственно за образное восприятие. Эти люди гораздо более склонны к свободным ассоциациям и сопряжению далеких понятий.

Другим явным отличием стала активность мозга при обработке визуальной информации. Альфа- и бета-ритмы у творческих людей при визуальном восприятии оказались гораздо более разнообразными, в то время как у людей, мыслящих методически, разброс ритмов мозга оказался гораздо меньше.

Ученые считают, что творчески мыслящие люди отличаются от людей методичных характером работы мозга. Творческому человеку проще придумать неожиданное решение, но ему трудно следовать установленной инструкции.

Берем мышку, наливаем ей в чашечку воды, добавляем сахарин, она выпивает, ей вкусно. Через 40 минут даем ей рвотное, ее рвет, она страдает. Повторяем этот опыт несколько дней подряд, и мышка прочно выучивает, что вода с сахарином — хоть и вкусно, но очень плохо. Теперь у нашей мышки образовалась долговременная память на определенный (сахаринный) вкус. Это нам и надо.

Снова берем эту мышку и вводим ей в мозг специальный препарат, сокращенно именуемый ЗИМ. Он отличается тем, что блокирует работу определенного мозгового белка, ПКМ-киназы. Препарат вводим в ту часть мышиного мозга, в которой, судя по представлениям нейрологов, хранятся «вкусовые воспоминания» (например, у Пруста — о съеденном в детстве бисквите). Через два часа наливаем ей в чашечку воду, добавляем сахарин — она пьет. На второй день наливаем ей в чашечку воду, добавляем сахарин — пьет. 10 дней добавляем — пьет. 20 — пьет. На 25-й прерываем опыт и пишем: блокировка ПМК- киназы безвозвратно лишает мышь долговременных вкусовых воспоминаний. Напоминаем результат минувшего года — блокировка той же киназы избавляла мышь от страха перед тем местом, где ее до того ударяло током. Тоже долговременное воспоминание, только тогда шоковое, а сейчас вкусовое. Обобщаем: сохранение долговременных воспоминаний разного рода требует участия ПМК-киназы.

До сих пор считалось, что каждому долговременному воспоминанию соответствует своя комбинация (сеть) возбужденных нейронов, связь в которой (между отдельными нейронами) осуществляют межнейронные промежутки — синапсы. Учат мышку не пить сахаринную воду — и у нее по мере обучения эта конкретная сеть многократно возбуждается, и благодаря этому связь между соответствующими синапсами все более упрочняется. Иными словами, память, считалось доселе, — это синапсы. А ПМК-киназа хоть и участвует в процессе, но побочно — только на ранних этапах закрепления памяти.

А теперь оказывается — она необходима и для ее длительного сохранения. И если этот вывод подтвердится, придется признать, что память — не только синапсы, но и белки. Это открытие может дать в руки врачам способ направленно стирать память. Скажем, человека мучает воспоминание о перенесенной в прошлом душевной травме. Даем ему ЗИМ — и он, как мышка о сахарине, об этой травме забывает. Кто-нибудь, пожалуй, спросит: а что, и совесть можно будет таким манером глушить? Но на этот вопрос мы ответим: эх, человече, совесть давно уже научились глушить без всяких препаратов.

Александр Савинов

Б. Чориков. Голод при дворе Бориса Годунова

«Картина исторической действительности, — отмечал историк культуры А.Я. Гуревич, — в огромной мере определяется тем вопросником, которым ученый руководствуется при анализе источников...» В 90-х годах XIX века профессор Новороссийского университета А.И. Алмазов создал многотомный труд «Тайная исповедь в православной восточной церкви» и опубликовал в приложении рукописные «Исповедные вопросники», в которых содержались конкретные признаки повседневных дел, признанных недопустимыми. В 1913 году историк С.И. Смирнов в книге «Древнерусский духовник» продолжил исследование «покаянных текстов». Церковь составляла списки разнообразных «грехов», которые водились среди мужчин и женщин. Несколько раз в год миряне являлись на исповедь к своим «духовным отцам» и каялись в грехах. Кроме проблем богословских, С.И. Смирнов изучил руководства для исповеди и показал, какие вопросы повторялись неоднократно, какие события священники вынуждены были обсуждать. Определенные поступки и побуждения наказывались епитимией — постом, молитвами, поклонами. Смысл вопросов очевидный: мирянин должен осознать и выделить среди повседневных дел запретные и с верой под руководством духовного отца отыскать путь к спасению.

Исследования продолжаются в наши дни; опубликованы новые «исповедные тексты», которые показывают скрытые стороны повседневной жизни русского Средневековья.

К XVII веку обязательной считалась исповедь раз в год — во время Великого поста. Правительство следило за порядком исповеди, рассылало указы, требовало, чтобы местные власти сообщали, кто уклоняется. Приступая к вопросам, священник напоминал, что следует вспоминать грехи «без стыда», ибо все грешны. «Сам многыя грехи имею паче тебе...» И вопрошал кающегося с «тихостью». Русские «покаянные тексты» имеют свои особенности: не зная, не следует заглядывать в средневековый текст, иначе — изумление и ужас. Некоторые вопросы духовных отцов вызывают ассоциации с лихими эротическими фильмами.