Знание-сила, 2008 № 07 (973)

И вот его знаменитый труд «Диалог». Это уже 1632 год. «Диалог» — это разговор трех людей, они говорят об устройстве мира. Каковы выводы из их разговора? Наука не может опираться на цитаты, как было тысячу лет. Нужен опыт: и наблюдение за звездным небом, и бросаемые шары, и качающееся кадило... Нужны приборы, и он готов их изготавливать. У него, как мы сказали бы попросту, руки чешутся.

Кроме того, эти трое анализируют Птолемеева и Коперникова системы устройства мироздания, не говоря окончательно, какая лучше. Но самый простодушный, «симпличчио», все время вскрикивает: «Ой, неужели это так! Ах, как интересно!» Он глуповат. И как только книгу издали и начали распространять первые экземпляры, по Риму недруги Галилея пустили слух, что в этом образе простака выведен сам римский папа Урбан VIII — неглупый человек, не чужой Галилею. Бывший кардинал Барберини и практически бывший если не друг, то близкий знакомый Галилея. И реакция Урбана VIII оказалась бешеной. Он вне себя. Он поверил этим слухам, он решил, что это он «симпличчио». Конечно, вокруг него много людей, которые говорят «пора наказать и Галилея». А этот вызов в Рим означает инквизиционный процесс. Допросы, несколько допросов.

Не все мы знаем о том, как проходили допросы. До сих пор спорный момент. Ему показали орудия пытки или применили? Неизвестно. Никакой информации, лишь косвенные упоминания в переписке других людей. Но разговор об одном: он должен категорически отказаться от поддержки мировидения, связанного с учением Коперника, от своих наблюдений, признать, что верна Аристотелева картина и прежняя, Птолемеева, что вокруг Земли вращается вся Вселенная, это верно, и никогда более об этом не упоминать. Он произносит это покаяние, признает.

Что только не предполагают по этому поводу! Сломленная воля, испуг от показанных орудий, малодушие, рациональный расчет — «покаюсь, но еще много успею написать». И ведь успел. Написал еще очень существенные произведения. Но пока, сколько бы мы ни спорили, это произошло. Он каялся, стоя на том месте, на котором Джордано Бруно выслушивал свой смертный приговор. Бруно категорически отказался покаяться. И был сожжен на площади Цветов в Риме. И вот Галилей стоит на том же месте. Ему 69 лет. Бруно был моложе и сильнее. И Бруно сказал (наверное, тоже миф): «Произнося приговор, вы дрожите больше, чем я, выслушивая его». А Галилей кается. Говорит страшные покаянные слова. Длинное покаяние.

И что же произошло дальше? В чем состоял приговор? Лицемерный, как сама инквизиция, приговор: без срока, без назначения — церковь решит, как, когда, может быть, отменить, может быть, нет. Не отменили. Домашний арест. Книга «Диалог» запрещена навсегда. Особенно умиляет «навсегда» — идите в магазин сегодня и купите! Покаяние становится постоянным... Покаяние: в течение ближайших трех лет по семь покаянных псалмов в день, далее по усмотрению церкви. Подписали семь из десяти кардиналов. Не было согласия даже в самой инквизиции.

Жизнь делает свое дело; удержать все так, как им хотелось, было уже невозможно. Сначала: разрешить встречу с друзьями, но не больше чем с одним, разговаривать только о спасении души, при этом должен присутствовать постоянный наблюдатель-монах. Дальше — больше: были какие-то прорывы, прорывались к нему люди, которые увезли его новую книгу за границу. Она стала там издаваться и называлась — «Беседы и математические доказательства». Придраться церкви было не к чему, потому что там нет об устройстве мира ни слова. Эта книга — о движении, о механике, о математике.

И еще, наверное, важно для нас знать, что в ноябре 1979 года Папа Римский Иоанн Павел II официально признал, что инквизиция в 1633 году совершила ошибку, силой вынудив Галилея отречься ученого от теории Коперника. Практически принес извинения.

Литературная обработка Г.Бельской.

Рисунок А.Сарафанова

Как утверждают ученые Стэнфордского университета, все расцветки собачьей шерсти образованы комбинациями различной интенсивности двух и всего двух основных цветов — черного и желтого. Глядя на какого-нибудь далматинца с его черными пятнами на белой шкуре или на белоснежного самоеда, в это трудно поверить, но в поддержку этого тезиса выступает собачья генетика, а с ней спорить трудно.

В течение нескольких лет ассистенты профессора Грега Барша регулярно появлялись на всех местных собачьих выставках, чтобы собрать мазки с внутренней стороны собачьей пасти. Эта безболезненная для собак процедура позволила ученым собрать целую «библиотеку» образцов ДНК многих пород собак и провести поиск того гена или генов, которые отвечают за окрас собачьей шерсти. Сопоставляя ДНК различных пород с отличиями в окраске, ученые сумели постепенно сузить круг возможных «подозреваемых» до одного участка, а затем соавтору исследования, Софье Кандилл, удалось найти на этом участке и сам искомый ген.

К большому удивлению ученых, оказалось, что этот ген производит белок, входящий в большую группу защитных белков организма, так называемых дефенсинов. Эти белки являются своего рода антимикробными «пулями» организма, с помощью которых иммунная клетка продырявливает оболочку бактерии, грибка или вируса, что помогает их уничтожить. Генетики давно подозревали, что антимикробные белки имеют и другие функции, но никогда не думали, что в число этих функций входит управление окраской собачьей шерсти. И вот сейчас, исследуя найденный ген, стэнфордские ученые установили, что его дефенсин играет роль важного звена в цепи биохимических реакций, ведущих к образованию красящего пигмента кожи — меланина (а также «гормона стресса» — кортизола).

Развивая этот успех, другой сотрудник Барша, Крис Кэлин, выявил, что ген бета-дефенсина, связанного с собачьей окраской, имеет два варианта: один дает совершенно черный цвет, другой — совершенно желтый. Крис показал это на эффектном эксперименте — когда он ввел подопытной мыши собачий ген «черной окраски», потомство этой мыши оказалось черным. Ему удалось показать также, что каждой комбинации этих двух генов соответствует своя окраска. Доги, например, — это собаки с желтым вариантом гена окраски, те же далматинцы — с черным.

По мнению Барша, эти результаты показывают важность изучения других функций дефенсинов, кроме антимикробных. Поскольку гены этих белков в разных комбинациях ведут к индивидуальным различиям даже внутри одного и того же вида, они могут — в дальней перспективе — открыть путь к той «индивидуальной медицине», которая стала ныне заветной целью науки.