Знание-сила, 2008 №04 (971)

Тем не менее автор работы, вслед за ее героями, считает ребят с их «отдельными» музыкальными пристрастиями совершенно особой группой, отделенной от окружающих - тем более, что ребята всячески это подчеркивают. Они отделены от окружающего мира языком (его непонятность становится барьером в общении с посторонними), манерой одеваться («Всегда черные бесформенные балахоны, как правило, с капюшоном и изображением анархичной символики, которые одеваются поверх джинсов или черных штанов, или косухи (кожаные куртки) и джинсы»), всем своим внешним видом («длинные, чаще всего немытые волосы или прически-ирокезы, раскрашенные во все цвета радуги, черные ногти, возможно, длинные даже у мальчиков»). «При этом рок-музыка выступает социально-психологическим стержнем этого образа жизни», - заключает описание молодая исследовательница.

Заглянув в многочисленные исследования современной молодежной музыкальной культуры, результаты которых представлены в Интернете, я обнаружила несколько интересных обстоятельств. Во-первых, по-прежнему о бесстрастности в подобных описаниях остается только мечтать: идеологи религиозные, коммунистические, яростные сторонники здорового образа жизни, противники наркотиков о музыкальных пристрастиях молодежи изъясняются настолько освобожденным для эмоций стилем, что постоянно ждешь перехода на язык, запрещенный законом и подлежащий ведению милиции. Тема осталась почти такой же горячей, как и несколько десятилетий назад - правда, все-таки не для всех подряд, как было когда-то, а для определенных перечисленных мною «клубов по интересам», не представляющих уже большинства населения.

Во-вторых, объектом нападок остался тот самый «рок», который уже несколько раз объявляли мертвым; правда, иногда кажется, что это всего лишь недоразумение, идущее от недостатка компетентности вышепоименованных специалистов, в сознании которых лицо врага выглядит несколько обобщенным и довольно туманным. Только медики, пригласив на собеседование и «проработку» современных музыкантов, говорили в основном о «регги», в любви к которому признавался на весь свет через газету «Московский комсомолец» 16-летний Рома Ревин: «Регги - это музыка «позитивных вибраций». Она настраивает на расслабляющую волну, релаксирует. Субкультура, которая признает регги основной музыкой, называется «растафарианство», в народе «растаманство». Примкнув к движению «раста», я бросил выпивать, поскольку в растафарианстве это запрещено, заплел дреды и просто стал чаще улыбаться. После изучения и полного вливания в эту культуру я стал замечать, что люди стали по-другому себя вести. Вокруг меня стало больше улыбок».

Медики, естественно, говорили совсем о другом, обвиняя музыкантов и их фанатов в мелких косичках в пристрастии к наркотикам и распространении этого пристрастия на окружающих. Музыканты вяло отбивались, заявляя, что сами они, как Рома, не пьют и не «употребляют», а за остальных отвечать не согласны, потому что есть такая штука, как свобода выбора.

В-третьих, практически во всех текстах музыкальные пристрастия молодежи рассматриваются, скорее, не как чисто музыкальные, а как основной элемент определенного рисунка образа жизни. В этом современные исследователи, пристрастные и пытающиеся сохранить беспристрастность, тоже не слишком далеко ушли от своих предшественников - исследователей места рок-музыки в жизни молодежи 70-х - 80-х годов прошлого века. Правда, Гребенщиков тех времен и Цой, и другие кумиры предлагали своим слушателям и почитателям песни протеста, в которых содержание играло такое же, если не большее, значение, чем музыка; теперь, судя по всему, слова потеряли былую силу. Впрочем, если быть честными, слова бессмертных песен битлов тоже не поражают глубиной или неожиданностью - а тем не менее победно шествовали по планете.

Итак, музыка как образ жизни. Или как его имитация - потому что по какой-то неведомой мне причине, очевидно, людям определенного поколения обязательно иметь именно такие пристрастия. Грязные волосы и «косуху» - не обязательно, а признаваться в любви последнему музыкальному направлению - непременно.

Маркетологи, которым профессия велит иметь представление об образе жизни своих потенциальных покупателей, так описывают эту весьма далекую от провинциального студенческого общежития публику (которая, между прочим, всего на несколько лет старше):

«Если в годы стихийного капитализма, когда перед людьми остро стояла проблема выживания, для многих на первом месте по важности было материальное благополучие и карьера как возможность «зацепиться и устроиться», то кумир сегодняшнего поколения - это не излучающий успех «белый воротничок». Более того, если воспользоваться терминологией продвинутой молодежи, то олицетворение жизненного успеха 90-х сегодня носит малопривлекательный имидж «офисного планктона». Несмотря на презрительное отношение к жертвам «корпоративного рабства» и зацикленности на деньгах, по данным исследования, 46% блогеров являются менеджерами и служащими и имеют доходы выше среднего. Работа ради денег и карьеры молодежь XXI века уже не устраивает. Они не только не хотят работать в офисе, тем более, по жесткому графику, но и вообще не желают уделять работе слишком много времени. Работу как главную ценность в своей жизни назвали лишь 18% опрошенных блогеров. А 39% ответили, что предпочли бы не работать, если бы у них была такая возможность. Работа не должна мешать полноте жизни - вот, пожалуй, девиз современной продвинутой молодежи, ставящей во главу угла свободу в самом широком понимании этого слова: свободу выражать свое «Я», свободу от стереотипов массовой культуры и т.д. Наибольшую ценность приобретает выражение собственной индивидуальности в хобби или в каком-либо субкультурном формате в противовес корпоративному обезличиванию». (Дмитрий Князев. «Казус неустойчивости нового века»).

Это, очевидно, уже не анекдотичные «новые русские» 90-х, чье пристрастие к последним музыкальным веяниям довольно зло описал Сергей Дунаев: «Музыкального вкуса у них нет вообще - но музыка в их кругу общения тем не менее занимает важное место, и поэтому они меломанствуют, ориентируясь на общеевропейский Top 10 - будешь в курсе и не ошибешься, называя в приличной компании очередные свои последние пристрастия. Прилично сходить на Стинга, раз в Кремле. Летом 1996 года эта публика по ошибке ломанулась на Дэвида Боуи («тоже ведь в Кремле»), но сильно просчиталась, вместо светского раута попав на скверного сорта андерграундовый сюрр; впрочем, быстро сориентировалась и оттеснила хайрастых малолеток и экзальтированных эзотериков, заняв привычные дорогие места и достав из кейсов сотовые телефоны (это вместо вездесущих завернутых бутербродов у совков)».