Знание-сила, 2008 № 03 (969)

Какой исход более вероятен? Не знаю; это зависит от очень многих факторов, от того, что произойдет в ближайшие 5 — 15 лет. Сегодня трудно представить себе резкий спад антилиберальных настроений; но лет 15 назад также трудно было представить себе их резкий скачок до нынешнего уровня...

Беседу вела И.П.

Фотографии хранятся в архиве НИПЦ «Мемориал»

Ирина Прусс

Среди других прав человека его право на приватность, неприкосновенность его личной жизни стоит как бы несколько особняком и не вызывает столь бурных споров, как другие. Спорят в основном о том, какие права «главнее»: экономические (особенно четко и совершенно несбыточно сформулированные в советской Конституции) или политические. На взлете перестройки многотысячные митинги, дискуссионные клубы и клубы социальных инициатив, небывалая активность избирательных кампаний — все свидетельствовало о готовности бывших советских граждан отстаивать свои политические права. Экономический кризис поставил их ценность под сомнение, повальная ностальгия по брежневским временам означала: да гори они огнем, эти ваши политические права, хлеб и стабильность превыше всего...

Неприкосновенность частной жизни никто не отстаивал ни на многолюдных митингах, ни в суде. Только совсем уже упертые интеллигенты толковали (и толкуют до сих пор, и все активнее) о тоталитаризме и всепроникающем контроле государства, его укоренившейся манере подсматривать за своими гражданами в замочную скважину, да подростки, как всегда, скандалят с родителями из-за прочитанных дневников, вскрытых писем, подслушанных телефонных разговоров.

Между тем в последние десятилетия ничто не признавалось так охотно и так легко не нарушалось на практике, как право на приватность личной жизни. Отношение к нормам интимности (в самом широком смысле слова) сегодня, пожалуй, более противоречивое, чем было сто-двести лет тому назад.

Это право — одно из самых «молодых» среди других прав человека: его идея, осознание этой идеи и, наконец, ее реальное воплощение, во-первых, возникло недавно, во-вторых, воспринимается как естественное и неоспоримое лишь в узких кругах аристократов и их интеллигентских наследников и в основном в европейской ойкумене. Даже опорожнять кишечник за закрытой дверью начали только в конце XVIII века, когда Мария-Антуанетта приказала навесить дверь на нужник. Впрочем, еще в середине прошлого века в России эта норма не почиталась обязательной; да и до сих пор восседающие орлами в самых неподходящих и достаточно открытых местах граждане вызывают разве что снисходительную усмешку. На следы подобных деяний легко наткнуться не только в неухоженных памятниках архитектуры, но и в подъездах жилых домов.

Человек — животное стайное. Всю историю человечества можно описать как постепенное расширение прав и признанных обществом (следовательно, охраняемых государством) свобод каждого отдельного человека. История эта длинная и до сих пор далеко не завершенная. Высвобождение, вычленение отдельного человека из теплых и тесных объятий общины, рода, семьи происходило постепенно; и по мере становления личности укоренялась идея ее неотчуждаемого права на интимность и приватность. Первым было усвоено право на неприкосновенность жилища: очевидно, оно восходило к неприкосновенности территории, покушение на которую воспринимается многими животными как угроза жизни.

Теперь пункт о правах и свободах человека, каждого и отдельного, возглавляет любое определение правового государства. Среди этих прав, и политических, и экономических, обязательно находится место и для права на неприкосновенность личной жизни.

Что, собственно, понимает под этим современный человек?

Опрошенные социологом О. Прохачевой американцы сочли нарушением приватности прикосновение к чужому человеку (41,18%), использование чужой посуды (37,25%), манеру дышать в лицо собеседнику (31,37%). Все это, так или иначе, связано с физической дистанцией, нарушение которой ощущается человеком и животными как непосредственная угроза — поэтому так тяжко ездить в переполненных автобусах и вагонах метро; не зря врачи-гигиенисты приравнивают такие поездки по нагрузке к тяжелому физическому труду.

Но большинство американцев (59,8%) на первое место среди недопустимых способов вторжения в их личный мир назвали распространение личной информации о них. Может, те, кто считает подобные действия прямым оскорблением, жалуются на своих невестку или зятя всем соседям подряд — но это их личный выбор, когда, кого и по какому конкретно поводу они готовы впустить в свой приватный мир.

Для наших соотечественников, опрошенных в 2005 году, «неприкосновенность личной жизни» — это конфиденциальность персональных данных (16%), неприкосновенность жилища (43%), личная неприкосновенность (55%), честь и личное достоинство (59%). Хотя последний пункт сформулирован несколько неопределенно, он явно связан с информацией, как, впрочем, и первый.

Стремление отгородиться от внешнего мира, разумеется, отступает перед угрозой безопасности. В США сразу после того, как террористы взорвали башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, 45% опрошенных заявили социологам, что они готовы к ущемлению своих свобод ради безопасности (все же и тогда более половины решительно не соглашались на это). Через четыре года число тех, кто предпочитал безопасность строгому соблюдению своих конституционных прав, стало меньше 40%. В России сразу после террористического взрыва в школе Беслана безопасность предпочли правам человека 65% опрошенных, наоборот — 27%; в августе 2006-го, через два года, соотношение изменилось на 45:44% (данные Левада-центра).

Но одновременно и в прямо противоположном направлении развивается другой процесс: постоянное стремление людей превратить чужое приватное пространство в публичное. Особенно это касается интимной жизни так называемых публичных людей — известных актеров, спортсменов, модельеров, политических деятелей, королевских семей. Массовое общество и массовая культура не желают мириться с приватностью, и пока нельзя сказать, чтобы закон с этим справлялся. Многочисленные скандалы вызывают подозрение в инсценировке, а «утечка информации» давно стала составной частью рекламы и PR-кампаний — то есть многие публичные люди охотно или вынужденно принимают публичность не только своей профессиональной деятельности, но тотально всей жизни как неизбежное правило игры.