Знание-сила, 2006 № 03 (945)

В. И. Баженов

Самая знаменитая архитектурная модель, выполненная в целях проверки и утверждения проекта, — произведение Василия Ивановича Баженова, великого, трагического и несчастного архитектора екатерининской эпохи. По замыслу автора, одобренному императрицей, в Москве должен был появиться новый дворец, величием и масштабами превосходящий все существующие. Затем и потребовалась модель, что воображение отказывалось представить это архитектурное чудо. Баженовское здание не было похоже ни на императорский дворец, ни на храм, ни на казарму и вто же время неуловимо напоминало все перечисленное.

Прости, престольный град, великолено

зданье

Чудесной древности, Москва,

России блистанье!

Сияющи верхи и горды вышины.

Нс диво в давний век вы были созданы.

Впоследни зрю я вас, покровы оком

мерю

И в ужасе тому дивлюсь, сомнюсь, не

верю;

Возможно ли, чтоб вам разрушиться,

возстать

И прежней красоты чуднее

процветать?

Но что не сбудется, где хочет

божество?

Баженов! Начинай, — уступит

естество.

Г. Р. Державин

Державин звонкими стихами приветствовал начало строительства Большого Кремлевского дворца — на месте и вместо Московского Кремля. Гигантский комплекс, выдержанный в традициях того стиля, что до сегодняшнего дня остается опознавательным знаком государственных учреждений по всему миру — от вашингтонского Капитолия до кинотеатра в Павлове-на-Оке, — должен был придать средневековой Москве вид европейской столицы. Отсюда и гигантские масштабы, и отбор архитектурных элементов. Как видно, Баженов вполне разделял мнение Леона Баггиста Альберти: "Во всем зодчестве, бесспорно, первое украшение — колонны". Многочисленные колонны в его проекте выстраивались рядами вдоль стен, возвышались над ступенями амфитеатра, охватывали кольцом просторные площади и циркумференции. Корпуса здания с колоннадами, поставленными на высокий цоколь, должны были заменить собой старые краснокирпичные стены. О сохранении культурного наследия в екатерининские времена заботились не больше, чем в лужковские, и в 1769 году зодчий начал уже разбирать строения той части Кремля, что выходила на Москву-реку.

Дворец, как известно, построен не был. Перечень обстоятельств, помешавших архитектору, напоминает известный анекдот об артиллеристе. Тот объяснял свое бездействие десятью причинами: "Во-первых, сэр, не было снарядов. Во-вторых..." В случае Баженова, во-первых, не было денег. Во-вторых, началась очередная война с турками. В-третьих, слишком явные антично-республиканские ассоциации вызывал этот замысел, мало совместимый с порядками российского самодержавия. В-четвертых...

Кремлевские стены постепенно восстановили. Архитектора ждали другие проекты. Память о Большом Кремлевском дворце, что должек был превратить Москву в классицистическое подобие Рима, могла бы исчезнуть вовсе — мало ли в истории архитектуры нереализованных проектов! — если бы не бережно сохраненная модель.

Модель — вовсе нс то же самое, что макет. Этимологически "модель" восходит к латинскому modulus (мера, образец), в то время как ""макет" — к латинскому же macula (пятно). Таким образом, модель — всегда идеал, образ, воспроизводящий нечто совершенное, хотя, возможно, в реальности еще не существующее. Макет же — эскиз, черновик, упрощенное, схематизированное отображение чего- либо. Модель может быть действующей, макет — нет.

Нас в данном случае будут интересовать именно модели.

Ф. Б. Растрелли. Модель Смольного монастыря в Санкт-Петербурге. 1750-е гг.

Изображение всегда скорее не похоже на подлинник, нежели похоже.

П. Флоренский

Достоверно известно, обязательным этапом работы архитекторов Возрождения и барокко было создание моделей. Большинство из них погибло, утратив практическую ценность после завершения постройки; другие, как, например, модель здания Петербургской академии художеств или модель дворца неаполитанских королей, созданного Луиджи Ванвителли, хранятся в музеях. Иной раз они выглядят, как раскрашенные игрушки: кажется, именно в таких апартаментах с позолоченными ставнями и резными лестницами должны обитать андерсеновские персонажи. Право, оловянные солдатики и бумажные балерины были бы там очень уместны.

Модель делается не только для того, чтобы автор смог проверить на материальном объекте достоинства своего творения. Причина, заставляющая тратить немало времени на создание служебного, в сущности, предмета, заключается в необходимости утверждения проекта у заказчика. Императоры не обязаны разбираться в чертежах. В особенности если само чертежное искусство — профессиональная тайна каменных дел мастеров.

Для создания баженовской модели, отличающейся монументальными размерами (17 м по главному фасаду), был построен в Кремле возле Арсенала специальный Модельный дом с большим восьмигранным залом. В нем столяры и резчики в течение четырех лет, с 1769 по 1773 год, вырезали ступени и колонны из старых липовых бревен разобранного Коломенского дворца, отливали из свинца капители, выводили из мастики многочисленные скульптурные украшения. В сентябре 1771 года модель едва не погибла во время Чумного бунта. Зимой на нескольких подводах ее возили в Санкт-Петербург демонстрировать императрице. Специально сооружали помещение возле бесконечно строящегося Исаакиевского собора. По возвращении вносили рекомендованные изменения и исправляли неизбежные после долгой дороги повреждения.

Баженов, относившейся к Кремлевскому дворцу как к главному делу своей жизни, ежемесячно отправлял Екатерине рапорты о ходе работ. На торжестве при закладке дворца зодчий заявил, что "народы европейские", увидев его творение, "объяты будут удивлением величавости и огромности оного и не увидят уже красоты своих собственных великолепностей". Трудно сказать, на каком этапе он почувствовал, что модель останется единственным свидетельством его замысла и что дворец так никогда и не будет построен...

Модель Смольного собора Франческо Бартоломео Растрелли — еще одно свидетельство неординарной архитектурной идеи, оставшейся нереализованной. Выполненная из дерева, бело-голубая, с серебристой кровлей из луженого железа, модель делалась в расчете на вкус императрицы Елизаветы Петровны, высказывавшей намерение окончить жизнь монахиней.

Растрелли, настоящий человек эпохи барокко, желание "веселой Елизавет" понял правильно: его проект монастыря напоминал скорее о дворцовом празднике, чем об иноческом смирении. Но из-за смерти императрицы, последовавшей в 1761 году, архитектор не успел завершить проект. Не была построена 140-метровая колокольня, которая должна была возвышаться перед фасадом собора. Ее облик сохранился только в модели.