Знание-сила, 2006 № 01 (943)

Георгий Щедровицкий

Так полемически сформулировал тему доклада в редакции журнала "Знание — сила" Георгий Петрович Щедровицкий, известный методолог, глава особой методологической школы. На самом деле Георгий Петрович и не думал "закапывать" науку как таковую; как вы можете убедиться, он говорил о другом; о новом типе знания, которое будет адекватно новым социокультурным проблемам. В те времена журнал не рискнул опубликовать его доклад. Мы делаем это теперь, когда нет уже ни самого Георгия Петровича, ни многих из его слушателей. Остались проблемы и остались идеи, как можно подойти к их решению.

Подавляющее большинство исследователей во всех областях науки предпочитает работать только в рамках своих научных предметов и на представителей других дисциплин смотрит как на "чужаков", которых надо опасаться и держать на приличном расстоянии, чтобы предохранить свои научные предметы от "загрязнения" и вульгаризации. И во многом в наш век массовой коммуникации эти опасения и заботы оправданы и разумны.

Но, с другой стороны, мир, в котором мы живем и действуем, един, он не разделен на автономные географические, геологические, физические и социокультурные миры, и те проблемы, которые стоят сейчас перед учеными-предметникам и, как правило, являются не только и не столько предметными, сколько общими для многих наук, а часто — для всех, и естественных, и общественных. Й в большинстве случаев эти проблемы невозможно решить усилиями представителей одной какой-либо науки.

Главное, что реально нас разделяет сейчас, это уже не различия в научно-предметных представлениях, а методологические различия в подходах, которые мы принимаем, организуя свою работу, различия в способах онтологического видения и представления мира, различия в средствах и методах нашей мыслительной работы, оформляемые часто как различия в "логиках" нашего мышления. Два специалиста, исповедующие, скажем, системный подход, легче сговорятся между собой, даже если один из них — геолог, а другой — социолог, нежели в том случае, когда оба они — геологи, но один работает в системных представлениях, а другой — в вещных. Это существеннейшая характеристика современной социокультурной ситуации.

Всякий исследователь, принимающий натуралистический подход, независимо оттого, в какой науке он работает, считает, что ему уже дан объект его рассмотрения, что он сам как исследователь противостоит этому объекту и применяет к нему определенный набор исследовательских процедур и операций, которые и дают ему, исследователю, знания об объекте. Эти знания представляют своего рода трафареты, которые мы накладываем на объект и таким образом получаем его изображение.

Исследователь-натуралист никогда не задает вопросов, откуда взялся "объект" и как он в принципе получается, ибо для него природа с самого начала состоит из объектов, а точнее, как писал К. Маркс, из объектов созерцания, которые и становятся затем объектами специального научного исследования.

Натуралистический подход, на мой взгляд столь же законен и логически основателен, как и все другие подходы; более того, он прекрасно проработан за последние четыреста лет, и именно ему наука обязана своими основными успехами. Но он отнюдь не единственный, существуют и другие, по идее не менее значимые подходы. Я реализую другой — деятельностный, или, точнее, системомыследеятельностный (СМД) подход, который исходит не из оппозиции "субъект — объект" (или "исследователь — исследуемый объект"), а из самих систем деятельности и мышления, из тех средств и методов, той техники и технологии, тех процедур и операций и. наконец, тех онтологических схем и представлений, которые составляют структуру мыследеятельности.

Сознание натуралиста фиксирует только объект исследования, сосредоточено только на нем, только его замечает и видит — и в этом, по-видимому, величайшая простота и сила натуралистического подхода, его бесспорное практическое преимущество. Оно видит вместо сложнейших структур мыследеятельности только два морфологических фокуса ее — объект и субъект, их оно различает и разделяет, между ними проводит границу, стягивает все "мыследеятельное" к ним одним, а затем полагает между ними отношение, или связь особого рода — познавательно-исследовательскую.

Подобное представление сложилось в результате философского осмысления научно-исследовательской работы в XVII — XVIII веках — рефлексии в большей мере прожективной и спекулятивной, нежели ретроспективной и исследовательской. Оно затем было заимствовано широким кругом естествоиспытателей и закреплено традицией. Так "объект" оказался "вынутым" из систем мыследеятельности и знаний и был противопоставлен "субъекту" в качестве самостоятельной реальной сущности, существующей в мире природы.

И хотя такое представление было совершенно очевидным переупрощением реального положения дел, оно позволило сознанию натуралиста сосредоточиться на "объекте" и начать анализировать его с помоoью специальных процедур. Но после того как такая форма понимания и знаний была задана, мы уже в любых условиях, априорно, как это показывал И. Кант, начинали видеть то, что знали. Мы начинали видеть объект со всеми теми характеристиками, которые мы приписали материалу природы в нашей мыследеятельности, и все эти характеристики мы приписывали отнюдь не мыследеятельности, а именно объекту природы как таковому.

Образно говоря, реально мы как бы "наклеивали" наши знания на материал природы и таким образом порождали объекты рассмотрения. Пока это не сделано, объектов просто нет. А если нет объектов, то не может быть и натуралистического подхода в изучении их. Натуралистический подход в исследовании возможна лишь при условии, что мы уже знаем, хотя бы в общих чертах, как устроен объект анализа, где проходят его границы и какими методами его можно исследовать.

Естественные науки, разворачивавшиеся на базе натуралистического подхода, стали возможны лишь после того, как Фр. Бэкон, Г. Галилей, Р. Декарт и другие, опираясь на огромную методологическую и философскую работу своих предшественников — математиков, логиков и метафизиков, — построили общие представления о природе и возможных способах существования объектов природы. И после того как их последователи в XVII — XIX веках создали еще целый ряд более конкретных представлений о разных типах объектов природы, соответствующих разным естественно-научным категориям, — субстанции, процессы, взаимодействия, вещи, поля, множества частиц и т.п. С начала XVII века, вот уже около четырехсот лет, мы продолжали эксплуатировать эти базовые представления и строили на них, одно за другим, разные научные предметы. Если брать науку саму по себе, изолированно от развития инженерии, техники и производства, то эту работу можно продолжать бесконечно, создавая все новые и новые натуралистически организованные научные предметы.