Знание-сила, 2004 № 12 (930)

Не отличались большой сердечностью и отношения других генералов и маршалов. Вот еще один очень характерный документ. I марта 1944 года, командуя 3-й армией 1-го Белорусского фронта, А.В. Горбатов обратился с письмом к секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову с просьбой о переводе на другой фронт. Свой рапорт Горбатов по команде направил командующему 1-м Белорусским фронтом Рокоссовскому. Там, в частности, говорилось: „Я всегда изыскивал все возможные способы к активным действиям, и неудивительно, что проведенные операции 3 армии были осуществлены не по Вашему приказу, а по моей инициативе, как выпрошенные и даже с трудом.

Эти операции, предпринимаемые как частные — армейские, с дивизиями небольшой численности, — имели вначале большой успех, но не подкрепленные Вами вовремя, неизбежно выдыхались в своем дальнейшем развитии...

Когда же наступление приостанавливалось, Вы всегда бросали мне незаслуженные упреки и искали виновников в 3 Армии, а не во фронте. Ваши обычные обвинения: „упустили момент“, „опустили руки“, „не здраво оценили обстановку“ я считаю незаслуженными, ибо они не подтверждались фактами... Помимо других упреков, Вы меня также упрекнули и в погоне за салютами. Я не считаю это большим недостатком, так как салют, заслуженный боями, воодушевляет войска... С 3 Армией я прошел большой трудный путь, она завоевала себе определенное место в Красной Армии.

С 3 Армией у меня связаны сотни случаев, когда я рисковал жизнью, чтобы добиться скорейшего и полного успеха. Уходить из нее мне очень тяжело, но интересы дела требуют, чтобы я ушел из Вашего подчинения.

Прошу рапорт мой доложить Народному комиссару Обороны“.

Александр Васильевич жаловался, что ему не дают подкреплений, что не позволяет далее развивать наступление его армии, обескровленной боями. Но, строго говоря, это прерогатива командующего фронтом - решать, где наносить главный, а где вспомогательный удар, где концентрировать силы и средства. И у Рокоссовского могли быть свои резоны не поддерживать слишком активно операцию, которую Горбатов начал по своей инициативе явно в погоне за салютами.

Кстати, тогда конфликт был благополучно улажен, и Горбатов остался на своем посту, а потом дошел со своей армией до Берлина.

Обычно на роль подлинного военного вождя и главного творца победы молва и советские историки эпохи перестройки выдвигали маршала Жукова. При этом в его группировку обычно включают командующих главными фронтами Рокоссовского и Конева, а также начальника Генштаба А.М. Василевского (последний был Жуковским свояком). Эту версию всячески подчеркивал в своих послевоенных мемуарах и интервью сам Георгий Константинович, утверждавший, что именно он уговорил Сталина выпустить из тюрьмы Рокоссовского в 1940 году и спас Конева от расстрела в октябре 1941 года, когда комиссия во главе с Молотовым после разгрома под Вязьмой уже искала для Ивана Степановича подходящую стенку. Это только потом, дескать, на заключительном этапе Сталин умело стравил трех маршалов, отобрав у Рокоссовского возможность брать Берлин и устроив гонку к столице Рейха между Жуковым и Коневым.

Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что ни один из перечисленных командующих в Жуковскую группировку никогда не входил.

Освобождение Константина Константиновича из ленинградских „Крестов“ в марте 1940 года произошло отнюдь не по инициативе Жукова, который до мая 40-го находился в Монголии и со Сталиным не встречался. За Рокоссовского попросил новый сталинский фаворит С.К. Тимошенко, только что успешно прорвавший линию Маннергейма и уже намеченный на пост наркома обороны вместо осрамившегося в финскую Ворошилова. Семен Константинович был старшим товарищем Константина Константиновича по „конармейской группировке“, которая, казалось бы, теперь безраздельно властвовала в Красной армии. Но, на самом деле, она фактически перестала играть роль группировки, поскольку никаких соперников больше не было.

После парада Победы на Красной площади в Москве 24 июня 1945 г.

Главное же, в 1940 году в самой этой группировке произошел раскол. Сталин искусно противопоставил не оправдавшему надежд Ворошилову более молодого Тимошенко. При этом Ворошилов и близкий к нему Шапошников, также смещенный с поста начальника Генштаба, были уязвлены и, как мы убедились на примере Павлова, весьма прохладно относились к креатурам Тимошенко. Сталин же умело обложил Тимошенко со всех сторон, чтобы новый нарком не проявлял излишней самостоятельности. Первым заместителем Тимошенко в наркомате стал Буденный. Сталин очень быстро избавил Тимошенко от выбранного им самим начальника Генштаба К.А. Мерецкова, который еще в Гражданскую служил под началом Тимошенко в 4-й кавалерийской дивизии. Уже в январе 1941 года Meрецков был заменен Жуковым, причем это был всецело выбор Сталина. Если на прежних этапах карьеры Георгию Константиновичу крепко помогали те же Буденный и Тимошенко, то теперь его выбрал сам Сталин, на которого большое впечатление произвел успех Жукова на Халхин-1оле.

Но вернемся к Рокоссовскому. Даже если когда-то их с Жуковым и связывали дружеские отношения, то уже первые месяцы войны значительно убавили симпатий Константина Константиновича к Георгию Константиновичу. Осенью 1941-го под Москвой под натиском противника 16-я армия Рокоссовского отходила к Истринскому во дохранил ищу. Командарм решил отвести войска за эту водную преграду, чтобы выделить дополнительные силы для занятия оборонительных позиций у Солнечногорска. Однако Жуков отход запретил и послал Рокоссовскому грозную шифровку: „Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу не отступать“.

В беседе со слушателями Академии имени Фрунзе в 1962 году Рокоссовский нарисовал весьма колоритную картину: „Жуков был не прав (когда запретил 16-й армии отходить за Истринское водохранилище. — Б.С.). Допущенная им в этот день при разговоре по телефону ВЧ грубость переходила всякие границы. Я заявил, что если он не изменит тона, то прерву разговор“.

Рокоссовский полагал, что подобными приказами Жуков стремился „обеспечить себя от возможных неприятностей свыше. В случае чего обвинялись войска, не сумевшие якобы выполнить приказ, а „волевой“ документ оставался для оправдательной справки у начальника или его штаба. Сколько горя приносили войскам эти „волевые“ приказы, сколько неоправданных потерь было понесено!“

Не лучше обстояло дело и во время московского контрнаступления. Рокоссовский рассказал слушателям Академии имени Фрунзе: „20 декабря после освобождения Волоколамска стало ясно, что противник оправился, организовал оборону и что наличными силами продолжать наступление нельзя. Надо было серьезно готовиться к летней кампании. Но, к великому сожалению, Ставкой было приказано продолжать наступление и изматывать противника. Это была грубейшая ошибка. Мы изматывали себя. Неоднократные доклады о потерях Жуков не принимал во внимание. При наличных силах добиться решительных результатов было нельзя. Мы просто выталкивали противника. Не хватало орудий, танков, особенно боеприпасов. Пехота наступала по снегу под сильным огнем при слабой артиллерийской поддержке“.