Знание-сила, 2000 №07

После августовского кризиса 1998 года, к которому страну привела именно олигархия, ожили политики «номенклатурной ментальности» – такие, как Примаков и Лужков. Но, как и прежде, президент принял сторону олигархов, а в парламентских выборах служилый класс потерпел поражение. Это предопределено было тем, что представители номенклатуры все же признают определенные нормы и правила игры, а для «молодых волков» всех этих норм и правил не существует. Они рвались к власти на фоне распада государства. Это была борьба политических воль, и номенклатура просто не могла выдержать неприемлемого для нее по психологическому накалу прессинга. Она не умеет держать удар в публичной борьбе.

Этот процесс идет не только в России и не только в политике. Эрозия роли ООН – не отголоски того же в международных отношениях? Приход к власти отморозков вместо воров в законе в криминальной среде – не то же ли самое?

В советские годы партийная номенклатура была полным монополистом власти. В начале девяностых голов эта монополия кончилась; образовалось как минимум несколько центров власти. Такая плюралистическая организация элиты, казалось, была в русле западной традиции политического развития общества и государства. Теории современной демократии, концепции плюрализма элит и демократического элитизма утверждают, что это – одно из важнейших условий демократизации управления. Именно в этом направлении и менялась российская элита, разрывая материнскую номенклатурную оболочку и ударными темпами превращаясь в сообщество политико-финансовых кланов. А это, в свою очередь, должно было обеспечить в новой социально-экономической и политической системе успешное развитие общества и государства.

Получилось иначе. Вместо экономического роста – самодостаточность власти. Ведущие субъекты политики – какие-то безликие, «бессубъектные» кланово-корпоративные структуры, равнодушные к таким проблемам, как создание стратегии выхода из кризиса и дальнейшего развития.

Есть несколько причин – и объективных, и субъективных, – которые мешают становлению современной политической элиты в России именно как субъекта развития.

Наша элита организована принципиально не так. как западная. Сколь бы ни были глубоки расхождения между различными сегментами западной элиты, там существует общая для всех неприкосновенная рамка – государство, посягать на которое не позволено никому. Суть того, что инкриминировали Биллу Клинтону в его знаменитом эротическом скандале, заключалась вовсе не в адюльтере как таковом, а во лжи под присягой: и президенту США не позволено посягать не только на неприкосновенность и ценность государства, но даже на его символ (присягу). Широко распространенному предрассудку, что предпосылка демократизации – ослабление государства, противостоят современные представления о том, что демократия возможна только в сильном государстве. Об этом же свидетельствует опыт демократических преобразований в Латинской Америке, Южной, Центральной и Восточной Европе.

Между тем у нас институты государства в высокой степени приватизированы кланово-корпоративными структурами: государство практически растворено в политико-финансовых корпорациях. Государственные интересы во многом отождествляются с интересами коммерческих кланов, а государственные чиновники часто выступают как лоббисты ведущих корпораций.

Для полноты картины к этому стоит прибавить высокую конфликтность отношений этих элитных кланов между собой. Порой это выливается в крупномасштабные войны, по сравнению с которыми блекнут даже битвы официальной власти с радикальной оппозицией.

Как справедливо замечал Р. Арон, «единая элита означает конец свободы. Но если группы внутри элиты не только различны, но и не едины, то это означает конец государства».

Валерий Виноградский

Логика действий в неформальной экономке – это незатейливое, простодушное и вместе с тем лукавое изобретение человечества. Это изобретение людей, плотно и без остатка вписанных в социальный и природный контекст данной общности. Это – изобретение «голи», которая, как утверждает пословица, хитра и горазда на выдумки, которые позволяют, особенно не напрягаясь, не калькулируя и заранее не просчитывая возможную выгоду, отжать без остатка все доступные субъекту ресурсы. Вдобавок это вносит в будничную рутину творчество, моменты игры и азартности существования. Это, как правило, миниатюрные воплощения ловкости, удачливости и грациозности ежедневной жизни.

Мир, построенный с учетом таких технологий, становится не столько комфортабельным, сколько уютным, причем каждый раз по-своему.

Акты неформальной экономики – скромные изобретения человеческой повседневности, накрепко привязанные к субъекту. Им можно подражать, их можно использовать, но каждый раз на свой собственный лад; они в принципе неповторимы.

Один из важнейших результатов такой деятельности – феномен предельно обжитого мира, полностью «обтоптанного» (как выразился однажды социолог А.Ф. Филиппов) социального пространства, где действует субъект.

Как же все это выглядит в действительности? Бегло пройдемся по тем основным «жизненным мирам», где изобретаются «орудия слабых» и где посреди нехитрых рецептов крестьянской кулинарии, рваной одежды, отходов и мусорных свалок прорезывается социальная логика повседневности. Процитирую отрывки из нормативов, записанных в ходе полевых социологических исследований крестьянства Южной России (время записи – осень 1999 – зима 2000 года).

«Как можно экономить и изобретать? Ну, в первую очередь здесь – это еда. Мы сейчас почти полностью пересели на овоши, потому что на мясо у меня денег нет. Единственное, что я могу себе позволить, – это рыба, потому что рыбу можно выменять на самогон. Раньше я рыбу только жарила, а теперь я и котлеты, и пельмени, и тефтели, и мариную, и с томатом, и без томата, и уха, и все что хочешь. (Смеется).

Так что я живу бедновато, но дети у меня голодные не ходят. И когда у меня бывают гости, у меня все равно хоть что-то на стол поставить найдется. Я вот эти пельмени сделала из рыбы. Но рыбой они не пахнут, потому что я в фарш добавляю свиное сало и лук пережаренный. Я раньше думала (и мне говорили), что котлеты и пельмени можно делать только из судака и шуки. А сейчас я делаю фарш из сазана и из карася. Я все ободрала, перемолола на мясорубке и сделала фарш. Хребты пошли на уху, я их проварила. Вот считай, что и первое, и второе у меня приготовлены. Дети у меня не очень любят рыбу кусками. А вот котлеты, пельмени, тефтели они с удовольствием едят. Вот я сейчас с нетерпением жду капусту, потому что я люблю делать капустные котлеты. Я аду картошку, потому что можно делать драники.