Знание-сила, 2000 №07

Странное дело, она одна на факультете не была в комсомоле. Как-то непонятным образом на это никто не обращал внимания. Но когда обсуждался вопрос о назначении для выдающихся студентов Сталинской стипендии… Заседание кафедры, как всегда, вел С.Е. Просочились слухи; «Можно бы и Симону», но, сказал С.Е.: «Надо эту стипендию дать Мусе». И добавил: «Все равно в семье останется». Мы были смущены. Откуда они знают… И Сталинскую стипендию дали ей, и, конечно, самой достойной (не комсомолке).

А за стенами кафедры было ужасно. В январе 1949 года прошли аресты членов Еврейского антифашистского комитета. 29 января арестовали выдающегося биохимика Я.О. Парнаса. С.Е. близко был знаком с ним. Он был в гуще ужасных событий. Он в них участвовал! Но он заслонял нас на кафедре от них. Мы делали задачи Большого практикума и волновались в ожидании очередного обхода С.Е.

Его выбрали в академики – действительные члены Академии медицинских наук (АМН СССР). Мы поздравляли его после лекции, и самый светский из нас, Андрей Трубецкой, вручил ему от всех нас цветы. «Спасибо, друзья мои, – сказал он, – но ведь от этого не становишься ни лучше, ни умнее». И мы притихли.

Он нес тяжелый груз. В 1949 году возобновились массовые репрессии. Повторно арестовывали уже отсидевших и многих заново. Осенью арестовали Андрея Трубецкого. Арестовали Арона Фарберова. Началась оголтелая борьба с «безродными космополитами».

В 1949 году С.Е. стал академиком- секретарем Медико-биологического отделения АМН СССР. Это была тяжелейшая должность. Ему по должности приходилось искоренять менделистов- морганистов и «анти Павловпев», ему приходилось поддерживать безумные работы Лепешинской, ему – бороться с «безродными космополитами», ему подписывать приказы об увольнениях и назначениях. Он отказался от всех прочих дел, всех «совместительств». Только кафедра биохимии животных – основная работа – и академик-секретарь. Государственный чиновник, послушный партийным указаниям в АМН, и наш высший авторитет, строгий и заботливый учитель на кафедре.

А там, во «внешнем мире» С.Е. совсем иной. Ему, естественно, ясна вздорность работ Лепешинской. Но он ничего против начальства не делает. Ольга Борисовна пригласила целую делегацию выдающихся ученых к себе на дачу, в академический дачный поселок Луцино, возле Звенигорода. Она именно там наиболее успешно исследовала проблему «живого вещества». Это доклеточное или бесклеточное вещество со всеми признаками жизни. Из этого вещества затем возникают клетки. Клетки могут вновь превращаться в бесклеточное живое вещество. А это вещество, как показали дочь Ольги Борисовны, Ольга Пантелеймоновна и зять Крюков, может образовывать кристаллы. Кристаллы из клеток, в том числе из сперматозоидов, можно видеть на фотографиях в статье в журнале «Известия АН СССР, серия биологическая». Но лучше всего увидеть живое вещество в естественных условиях. Ольга Борисовна с пафосом показывает маститым академикам бочку, в которую стекает дождевая вода с крыши дачи. Вот здесь самое жизнеспособное живое вещество! И академики смотрят в бочку. «Так, – говорит С.Е., – значит, здесь живое вещество? Ага, ага, здесь, значит… Очень интересно. Очень. Живое вещество именно в этой бочке. Ага, очень интересно…» Если бы Ольга Борисовна анализировала интонации. Если бы… Члены делегации еле удерживались. Но – служба! Поблагодарили за интересные демонстрации и уехали.

И это мракобесие длилось несколько лет!

Осенью 1950 года С.Е. позвал меня к себе в кабинет. «Нужно начать думать о распределении» – сказал он. Распределение обязательное, в соответствии с заявками учреждений. Желательно было самому найти подходящую заявку, принести ее комиссии по распределению, чтобы они включили ее в государственный план.

С.Е. имел безграничные связи. Он знал множество лабораторий, где могли быть нужны биохимики. А я был наивен и думал, что лучше всего мне было бы остаться на кафедре – строились новые корпуса на Ленинских горах. Факультет и, соответственно, кафедра резко расширялись. Там столько работы. А и еще могу быть и электромонтером, и слесарем… «Нет, – сказал С.Е., – это не реально».

Он писал мне письма-рекомендации множеству лиц. Я шел с этими письмами. Заведующие лабораториями принимали меня очень хорошо. При одном имени С.Е. возникала благожелательная реакция. Потом в отделах кадров меня просили позвонить через неделю. И тогда сухо сообщали, что никакой подходящей работы для меня нет. С.Е. все это заранее предвидел. Но продолжал писать мне рекомендации, звонить по телефону, давать мне советы. Он явно знал, что ничего не выйдет, но все же надеялся. Вот, может быть, в организации «Нефтегазбиохимразведка» нужен биохимик? А вот есть место на Дорогомиловском химическом заводе… Я попытался найти место учителя в школе. «Нет, -сказал мне директор, – для вас у меня нет места».

Наступила весна 1951 года. Дипломная работа завершена. Заявок на работу для меня нет. Приближается день распределения. Заседает комиссия. Супругов полагается распределять вместе. Значит, из-за меня останется без работы и Муся. Заявку для нее также не без труда добыл С.Е. – в Институт физиологии, в лабораторию И.А. Аршавского.

Но я мог все испортить. В день распределения С.Е. сказал мне: «Исчезните. Чтобы вас никто не мог найти!» Меня не нашли. Это не просто – не явиться в комиссию по распределению. Но вместо меня туда пошел С.Е. Мусю «распределили». А мне на следующий лень очень симпатичная тетя, председатель комиссии, сказала, отводя взгляд: «Ксожалению, мы не можем найти для вас подходящей работы. Вас очень высоко оценивает профессор Северин. Мы предлагаем вам свободный диплом». Но я отказался от свободного диплома. Я понимал, что тогда вовсе останусь без работы.

Июнь 1951 года. Прошли сессия ВАСХНИЛ и Павловская сессия, в

тюрьме пытают членов Еврейского антифашистского комитета, расстреляны обвиняемые по «ленитрадскому делу», в тюрьме В.В. Парин, в тюрьме умер самый великий биохимик страны Я.О. Парнас. Я – безработный. Но биохимия прекрасна. Мы молоды. Все обойдется.

Борис Иванович Вронский – друг нашего дома, известный геолог и замечательный человек, из первой группы геологов, открывавших вместе с Ю.А. Билибиным "Золотую Колыму" (он написал книгу с таким названием). Их экспедиции в те края были до организации ГУЛАГа. Он сказал, что может дать мне рекомендацию. В… ГУЛАГ вольнонаемным «на Колыму» – в Янское геологоразведочное управление инженером химиком-аналитиком. Других вариантов не осталось. Однако и в ГУЛАГ попасть по своей воле было непросто. Нужно было заполнить толстую, многостраничную анкету. В ней множество вопросов. Чем занимался до 1917 года? Были ли колебания в проведении линии партии? Сведения о родственниках. В том числе о бабушках и дедушках. А если их нет в живых – где похоронены?..