Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Это стремление наиболее явственно проявляется в такой извечной и яркой черте любовного союза, как ревность. В пьесе Шекспира «Отелло» (около 1604 года) главные герои – супруги, страстно, преданно и нежно любящие друг друга. У них есть всё, что нужно для счастья. Что сделало их любовь и пьесу о ней трагедией? Ревность, олицетворением которой навечно стал Отелло. Именно она заставила умного опытного человека поверить россказням негодяя. Именно она превратила его счастливую жизнь в кошмар. Терзаемый сомнениями в верности жены, он говорит:

О, ужас брачной жизни! Как мы можем

Считать своими эти существа,

Когда желанья их не в нашей воле?

Вдумаемся в эти слова: муж стремится подчинить своей воле даже желания жены, сделать её полностью своей, и если ему это удаётся не вполне, то он воспринимает это как ужас. Этот ужас и называется ревностью.

Ревность порождена именно стремлением обладать, «считать своим». Николай Бердяев сказал о ней: «В ревности есть инстинкт собственности и господства, но в состоянии унижения». Виктор Франкл писал, что в основе ревности «…лежит отношение к объекту любви как к своей собственности. Ревнивый человек относится к другому, которого он якобы любит, так, как будто этот человек – его собственность; он низводит его до предмета потребления. Он хочет иметь его „только для себя”, тем самым доказывая, что он думает о нём только в терминах „владения”. В настоящей любви нет места ревности» (книга «В борьбе за смысл»). Я мог бы привести ещё немало подобных высказываний, но суть дела, думаю, уже ясна: «ужас брачной жизни», как назвал ревность Отелло, порождён стремлением обладать, сделать своего партнёра по браку своей полной собственностью. Может, это стремление заложено в брак самой природой и потому неизбывно? Если так, то у брака в принципе нет шансов быть счастливым.

К счастью, это не так. Пишущие о браке обычно начинают с того, что он вообще не является порождением природы. Биология, конечно, знает виды животных, характеризующиеся партнёрским постоянством, но в природе таких, если я не ошибаюсь, менее 10 процентов. Поэтому, думаю, прав был Наполеон I, когда сказал: «Природой брак не предусмотрен». И пока человек был более животным (zооn), чем существом общественным (роlitikon), он предпочитал ту форму брака, которую с нашей точки зрения и браком-то назвать трудно, – групповой брак.

Стремление к обладанию было положено в основание брака самим человеком. Моногамный брак, как уже говорилось в предыдущей главе, был рождён в интересах обладания собственностью: мужчина хотел быть уверен в том, что передаёт нажитую им собственность своим детям. Так как брак был условием создания семьи, то и в основание института семьи тоже было положено понятие собственности. Но важно понять, что собственность была не единственной основой брака – его основой могла стать и любовь. Вспомним, например, живших ещё в XII веке до нашей эры и воспетых Гомером четыре столетия спустя Одиссея и Пенелопу с их нежной и преданной любовью, хотя ещё 3 века после Гомера «у Еврипида жена обозначается словом „oikurema” как вещь для присмотра за хозяйством (слово это среднего рода), и для афинянина она действительно была, помимо деторождения, не чем иным, как старшей служанкой», – писал Фридрих Энгельс в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Можно вспомнить и воспетых Овидием в «Метаморфозах» уже на рубеже новой эры двух любящих стариков – Филемона и Бавкиду, пожелавших умереть в один час и превращённых богами в пару деревьев, растущих из одного корня. Любовь может сопровождать брак, но она вовсе не является его обязательной (и уж тем более – главной) составляющей. В большинстве случаев брак ещё долгое время представляет собой именно собственность, имущество. В Древнем Риме слово «famulus» означало домашнего раба, «familia» – вовсе не только семью, как нам сегодня может показаться, но и совокупность принадлежащих одному человеку рабов, над которыми глава «фамилии» имел такую же власть, как и над своей женой и детьми. Уже на закате римской истории, во 2 веке нашей эры «…не находилось даже слова, адекватного современному понятия „семья”. Не было и такого явления. Примерно то же следовало бы сказать и о браке: привычный для нас смысл этого института лишь формировался», – пишет известный российский историк Юрий Бессмертный в работе «Жизнь и смерть в Средние века: Очерки демографической истории Франции» (1991). Так, долгое время наличие жены не препятствовало мужчине открыто жить также с одной-двумя конкубинами, то есть сожительницами, что никого не удивляло.

В Средние века процесс становления брака и семьи шёл совсем не просто. Даже церковь в эту эпоху относится к нему негативно, видя в нём лишь неизбежное зло: в Послании к римлянам апостол Павел пишет, что «хорошо человеку не касаться женщины» вообще, но так как это для многих невозможно, то «во избежание блуда, каждый имей свою жену и каждая имей своего мужа». Как отмечает психолог Александр Сосновский в своей книге очерков по истории половой морали «Лики любви» (1992), «многие церковные писатели вообще считали брак безнравственным. Иустин-мученик искренне признаётся, что не понимает, как греховная чувственность может прощаться в браке. Григорий Нисский пишет, что если бы Адам в раю не отступил от Бога, то брака никогда бы не было и размножение людей совершалось бы другим, более достойным способом». Подобные идеи получили практическое воплощение: «святая Мелания не захотела жить с мужем; святые Авраам и Алексей убежали от своих невест в первую брачную ночь; святой Аммон отверг полюбившуюся ему женщину. Такое случалось не только в монашестве, но и в мирской жизни: короли Генрих II и Альфонс II Испанский жили в браке без половых сношений».

В общественном сознании с большим трудом утверждалось представление о том, что вступившие в брак совершенно чужие друг другу мужчина и женщина – такие же родственники, как и те, в чьих жилах течёт общая кровь. Как пишет Юрий Бессмертный, «ситуация изменяется лишь в XI в. В эту… эпоху совместно проживающие люди – будь то родственники по происхождению, будь то члены супружеской ячейки – начали рассматриваться как familia; параллельно стали исчезать терминологические различия при обозначении кровных родственников и родственников по браку. Видимо, в представлениях современников статус и авторитет брачного союза поднимается в то время до уровня, присущего кровнородственным группам. Это и создаёт в более позднее время базу для осмысления супружеской ячейки как одной из полноправных родственных структур». При этом отношение к браку не только со стороны церкви, но и со стороны общества всё ещё было весьма критичным. На рубеже XIV–XV веков француз Эсташ Дешан, юрист, занимавший ответственные должности при дворе, стиховед и поэт, в своей объёмной книге «Зерцало брака» пишет о пагубности брака, сравнивая его с рабством и сумасшествием и призывая к свободной любви. Широко распространённый в это же время сборник новелл «15 радостей брака» был ещё более едкой сатирой на брак. По свидетельству Юрия Бессмертного, в нём «на конкретных примерах рассматривались все мыслимые варианты брака – по любви, по расчёту, при мезальянсах, без них, когда муж старше жены, когда жена старше мужа и т. п. И все они рано или поздно сводились, как свидетельствует автор, к обману, к супружеской измене, к моральным физическим и материальным невзгодам, от которых нет спасения. Виною всему опять-таки – женщина, её легкомыслие, жадность, эгоистичность, похотливость» («Жизнь и смерть в Средние века»).