Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

– Всё это хорошо, – скажет мне сейчас кто-нибудь из читателей, – только получается, что такие незавершённые задачи могут быть лишь у людей творческих профессий. А если я не учёный, не писатель, не художник, а если я всю жизнь проработал продавцом в магазине или водителем автобуса, какие у меня на пенсии могут быть незавершённые задачи?

– Неважно, кем именно вы работали, – отвечу я, – важно, как вы жили, было ли в вашей жизни не только обладание, но и бытие, были ли у вас духовные интересы. Если вы и раньше, будучи продавцом в магазине или водителем автобуса, читали книги, думали над фильмами, пытались понять своё предназначение, умели видеть красоту природы и ценить настоящее, то сейчас у вас для этого будет гораздо больше времени, и вы сможете прочитать, увидеть, понять и порадоваться многому тому, на что не хватало времени раньше. Вы всегда найдёте себе занятия. Отдых в старости будет для вас наградой. «У старости есть свои удовольствия, не меньшие, чем удовольствия молодости. Старость находит удовлетворение в собственном совершенстве. Она сбросила путы эгоизма. Душа, наконец-то ставшая свободной, радуется быстротечному мгновению, но не молит его помедлить», – сказал известный английский писатель Сомерсет Моэм. В главе 11-й я привёл множество такого рода высказываний мудрых людей. То, что старость может быть радостной – ещё одна – может быть, самая большая – неожиданность, которую она таит в себе. Для большинства из нас это полная неожиданность потому, что радости мы обычно понимаем как радости обладания, радости чувственных удовольствий. Но радости старости совсем иные. Незадолго до своего 80-летия философ Григорий Померанц писал в своей автобиографической книге: «Слабеют руки и ноги, выпадают зубы, падает способность видеть, но способность созерцания может расти и расти. Чем слабее чувственная радость жизни, тем больше простора для радости созерцания». Именно эта радость и делает старость наградой.

Вот только подарена она будет далеко не всем. Радость созерцания станет наградой старости лишь тому, кто и раньше, ещё задолго до старости, знал эту радость, умел переживать её, кто искал себя и смысл своей жизни, кто стремился превратить своё существование в бытие, кто жил в настоящем и настоящим. В каждом его дне было созерцание – радостное и грустное, благодарное и мудрое, всегда счастливое, – то созерцание, которое великий Аристотель назвал самым благородным из всех человеческих занятий. Вот только очень многие из нас ничего этого не делали, они бездумно жили обладанием, потреблением, и жизнь была для них лишь тем, чем зелёный лист для гусеницы. Потом и к ним пришла старость: жевать и переваривать стало трудно, прежней радости это уже не доставляло, а других радостей они не знали. Такая старость – не награда, а проклятье, потому что нет в ней радости, остались только ощущения тяжести и пустоты существования да ещё страх смерти. Григорий Померанц писал: «Несчастье моих сверстников, стариков и старух, что они духовной науки и не начинали, или остались в приготовительном классе, а в прочем, мирском – давно перестали учиться. Девушки не устают смеяться, старухи – ворчать. Ворчат, потому что щенячья радость кончилась, а до веселия духа не дошли, не сумели дойти. Для радостной старости надо много собрать, пока старость ещё не пришла. Тогда все твои сокровища с тобой. Если вы не угадали, не поняли, не сумели – никто не виноват, кроме вас» (книга «Записки гадкого утёнка»). Старость – это итог жизни. Если вы смогли сделать свою жизнь счастливой – счастливой будет и ваша старость. Франц Кафка считал даже, что «счастье исключает старость. Кто сохраняет способность видеть прекрасное, тот не стареет». Но если вы сделали свою жизнь бездуховным существованием, посвятив её одному обладанию, то не будет счастья в вашей старости.

– Будет счастье – не будет счастья, – заметит мне кто-нибудь, – какой бы счастливой ни была старость, всё равно это время болезней и смерти, а смерти боятся все.

– Старость, действительно, время болезней и смерти, – отвечу я, – вот только со страхом смерти всё не так однозначно. Старость – последний этап жизни, он завершается смертью. Мы уже говорили о том, что сама по себе смерть не так страшна для нас, как рождение, но смерть мы встречаем, обладая зрелым и ясным сознанием, через смерть нам придётся пройти «в здравом уме и твёрдой памяти», потому-то её неизвестность тревожит нас так сильно. Но если мы и раньше, до старости, не гнали от себя мысль о смерти, если размышляли о ней, если сделали мысль о смерти частью своей повседневной жизни, то к наступлению старости мы уже преодолели страх смерти. Эта та ситуация, когда, как сказал столетие назад известный искусствовед и публицист Анатолий Луначарский, «если вы стары, то вы знаете; если вы молоды, то узнаете; если вы стары и не знаете, то мне вас очень жаль». Когда страх смерти преодолён, остаётся только смешанное с благодарностью сожаление обо всём хорошем, что было связано у нас с нашей земной жизнью, – о близких людях, о привычных радостях, о незавершённых делах. Жизнь должна помочь нам преодолеть и это сожаление. И она довольно успешно делает это с помощью болезней. В старости мы так устаём от них, что дальнейшее существование в нынешней сильно поизносившейся телесной оболочке уже не кажется нам таким уж привлекательным. Болезни помогают нам самостоятельно прийти к пониманию: «пора, мой друг, пора». И это тоже вовсе не моё открытие. Ещё мудрый Джонатан Свифт сказал: «Болезни старости ослабляют нашу привязанность к жизни по мере того, как мы приближаемся к смерти».

Главная задача старости – подготовить нас к смерти, то есть сделать так, чтобы мы встретили её спокойно и дружелюбно. Очень точно эту мысль выразил когда-то Луций Анней Сенека (младший), сказав: «Прежде чем достигнуть старости, я старался хорошо жить; в старости я стараюсь хорошо умереть; чтобы хорошо умереть, нужно умереть охотно». Но для того, чтобы подняться до такого охотного приятия смерти, нужно «хорошо жить», то есть жить наполненным духовным бытием, нужно созреть как личность.

Григорий Померанц приводит глубокую мысль Зинаиды Миркиной: «Как-то Зина сказала: старость – это созревание смерти. Созревшая смерть – как любовь. Несозревшая – как насилие» (книга «Записки гадкого утёнка»). Смерть, как и любовь, зреет внутри нас. Если мы не созрели до её приятия, то смерть приходит к нам неожиданно, против нашей воли, вызывая у нас ужас – она врывается в нашу жизнь, как убийца. Если же мы, по выражению Сенеки-младшего, жили хорошо и дозрели до того, чтобы умереть охотно – она приходит, как приходит старый друг, чтобы помочь тебе с переездом.