Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Каждый из нас получает ту старость, которую он заслужил всей своей жизнью. «Как мало на свете стариков, владеющих искусством быть стариками!» – воскликнул некогда Франсуа Ларошфуко. Таких стариков и сегодня немного. Думаю, их столько же, сколько людей ещё молодых или зрелых, владеющих искусством быть молодыми или зрелыми. Старость – это часть жизни, и потому искусство старости – это часть искусства жизни. Овладение этим искусством могло бы помочь нам ещё смолоду стать счастливыми, но этому искусству не учат ни в школе, ни в университете. Не потому ли, что нашей цивилизации, нашему обществу не очень-то нужны счастливые люди? Издавна и доныне говорят мудрые люди о том, что наше общество – это общество по большей части несчастных людей. Почему? Можно ли изменить к лучшему нашу общественную жизнь? Об этом – уже в следующей главе.

Глава 36

Общественная жизнь: анатомия ненависти

Мы закончили предыдущую главу мыслью о том, что знакомство с искусством жизни могло бы помочь нам уже в молодые годы становиться счастливыми, но этому искусству, к сожалению, не учат ни в школе, ни в университете. Среди сотен учебных предметов такого предмета нет. Видимо, наше общество не видит в этом нужды. Не потому ли, что ему, нашему обществу, нашей цивилизации в целом не очень-то и нужны счастливые люди? В главе 10-й мы говорили о том, что вся наша цивилизация основана на конкуренции, на соперничестве, а потому вполне естественно, что наша общественная жизнь – это нескончаемая борьба государств, народов, религий, классов, партий, движений, торговых фирм, спортивных клубов. Всякая борьба питается неприязнью, ненавистью. Вот почему наша общественная жизнь – это, по выражению американского историка Генри Адамса, систематическая организация ненависти. Но если в основе жизни социума лежит ненависть, а не любовь, то он обречён быть обществом несчастных людей.

В своей личной жизни мы, не научившись любить и потому страдая от неудач, во всём виним своих партнёров; мы меняем их, надеясь на то, что уж с этим-то обязательно будем счастливы, но… Точно так же мы ведём себя и в общественной жизни: мы возмущаемся деятельностью нынешнего правительства, мы стараемся привести во власть других людей, под другими лозунгами, но, когда нам это удаётся, мы вскоре начинаем ненавидеть и их, тоже обманувших наши ожидания. Мы меняем одну ненависть на другую, но это не приносит нам счастья. В начале 1990-х годов, когда развалился Советский Союз, об этом хорошо сказал поэт Борис Чичибабин: «Коммунизм учил нас ненавидеть. Ненавидеть классовых врагов, ненавидеть инакомыслящих, всех, кто „мешает” генеральной линии. Казалось бы, на смену ненависти должна была прийти любовь. Но нет. Ничего не изменилось. Опять пришла ненависть. Ещё когда только начиналась перестройка, я понял, что ничего хорошего из этого не выйдет, потому что опять всё делалось без любви, без Бога, без желания добра каждому отдельному человеку…Понимаете, мы ежедневно повторяем первородный грех. Мы противопоставляем Божьей воле своеволие – личное, национальное, партийное. Мы ежедневно нарушаем законы добра и любви. Мы никак не хотим понять, что люди – разные. И такими разными они должны жить вместе, не уничтожая, не преследуя друг друга, не перековывая, не обращая в свою веру. Просто жить рядом и уважать живущего за то, что он человек, за то, что он неповторимое создание, за то, что ему трудно» («Между родиной и небом. Борис Чичибабин в статьях и воспоминаниях», 2013).

Нам пора бы уже понять: мы сможем стать счастливыми только тогда, когда ненависть совсем перестанет быть основой нашей общественной жизни. Вот только как этого добиться?

Прежде всего, нужно понять, что порождает ненависть, почему именно она стала основой жизни общества, в котором все говорят о своей приверженности Божьим установлениям, идеалам добра, гуманизма и терпимости. Одну из причин этого мы уже выяснили в 10-й главе. Человек, к примеру, любит родину, разве это плохо? Конечно же, нет. Но проблема заключается в том, что человек любит не просто родину, а свою родину. Ему близки, понятны и потому дороги язык, культура, история, национальные интересы его родины. Но у другого человека другая родина, и потому ему, естественно, ближе и дороже другой язык, другая культура, другая история, другие национальные интересы. Только о своей родине можно петь: «И никто на свете не умеет лучше нас смеяться и любить», как пели поколения советских людей. А если кто-нибудь в этом сомневается, то патриот готов доказать ему это с оружием в руках. Вот почему прав был Оскар Уайльд, когда написал: «Патриотизм по сути своей агрессивен, а патриоты, как правило, – люди злые». Такой патриотизм превращает любовь в ненависть, а ненависть – в достоинство. Старший современник Уайльда, французский литератор Адриан Декурсель сказал об этом: «Отечество – человеческое изобретение, позволяющее нам ненавидеть своих ближних и ещё делать из этого добродетель». Поистине: от любви до ненависти – один шаг. Вот только любовь ли это?

Говоря об эротической любви, мы выяснили, что любовь существует только в статусе бытия, в статусе обладания она существовать просто не может: любовь в статусе обладания – это уже не любовь, а нечто совсем иное, вплоть до полной своей противоположности, вплоть до ненависти. Когда я люблю свою родину, это притяжательное (то есть посессивное, обладательное) местоимение «своя» переводит мою любовь к родине из регистра бытия в регистр обладания, в результате чего она, как заметил Адриан Декурсель, превращается в ненависть.

Мы уже выяснили с помощью Эриха Фромма, что любовь к одному человеку – это не любовь, а симбиотическая зависимость или преувеличенный эгоизм. И это касается не одной лишь эротической любви. Современный российский филолог, академик Михаил Гаспаров в одной из давних журнальных дискуссий заметил: «Когда двое считают, что любят друг друга, они не только смотрят друг на друга, они ещё следят, чтобы партнёр не смотрел ни на кого другого (а если смотрел бы, то только с мыслью „а моя (мой) всё-таки лучше”). Семья, дружеский круг, дворовая компания, рабочий коллектив, жители одной деревни, люди одних занятий или одного достатка, носители одного языка, верующие одной веры, граждане одного государства – разве не одинаково работает этот психологический механизм? Всюду смысл один: „самые лучшие – это мы”. Ещё Владимир Соловьёв (и, наверное, не он первый) определил патриотизм как национальный эгоизм» (книга «Записки и выписки», 2012). Легко понять, что столкновение двух разных национальных, религиозных, социальных эгоизмов порождает ненависть. Но почему мы так легко поддаёмся этой ненависти, если каждый из нас в отдельности, сам по себе – совсем не злой человек?