Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Дело в том, что в общественной жизни мы почти никогда не бываем «в отдельности», «сами по себе» – мы всегда выступаем членами какой-либо общности: нации, государства, церкви, класса, профессии, пола, партии, футбольного клуба. Мы отождествляем себя с этой общностью и потому перестаём быть индивидуальностью, о чём мы уже говорили в 10-й главе. Как писал Джидду Кришнамурти, «мы отождествляем себя с той или иной группой, религиозной или политической, в силу традиции или по привычке, или вследствие внезапного побуждения, предрассудков, вследствие подражания или лени. Подобное отождествление ставит предел творческому пониманию; тогда человек становится просто игрушкой в руках руководителя партии, священнослужителя или излюбленного лидера» («Проблемы жизни»). Последняя фраза индийского мыслителя позволяет понять: отождествление с той или иной группой заставляет нас отказаться от своей индивидуальности, от своей свободы воли, вынуждает подчиниться воле группы, а точнее – её лидера. Так совсем не злой человек может стать орудием в руках мракобеса, негодяя или человека с больной психикой.

Но почему тогда мы так легко жертвуем своей индивидуальностью ради отождествления с группой? Прав Джидду Кришнамурти: здесь срабатывают традиции, привычки, предрассудки, подражание, но руководящим мотивом, думаю, является стремление преодолеть три главных наших страха. Как было сказано в 10-й главе, слияние с группой позволяет мне не чувствовать себя одиноким; принятие идеологии группы позволяет мне наполнить моё существование смыслом; ощущение себя частью большого коллектива людей позволяет мне чувствовать себя в большей безопасности. Возможность преодолеть три главных страха человеческого существования, довольно ощутимо терзающих большинство из нас, легко перевесит весьма абстрактные для большинства из нас блага ощущения себя индивидуальностью.

Есть и ещё одна причина, по которой мы так легко решаемся отождествить себя с группой. Джидду Кришнамурти назвал её ленью и назвал совершенно точно. В чём суть этой причины? Мы с вами уже знаем, что необходимым условием человеческого счастья является любовь к себе, которая предполагает нашу постоянную духовную работу, направленную на постижение себя именно как индивидуальности, своего индивидуального предназначения, своей персональной судьбы, своих личных отношений с другими людьми, с мирозданием и Богом. Это по-настоящему творческая работа, открывающая нам много интересного в нас и в нашей жизни. Но дело в том, что мы (в который уже раз повторю это мнение Пушкина) ленивы и нелюбопытны. Мы не любим трудиться, да и чёрт его знает, что откроется нам в результате наших самокопаний: на дне почти каждой души хватает мусора, рыться в котором так не хочется. Отождествление с группой избавляет от необходимости систематически трудиться, а также и от опасности каких-либо открытий, способных травмировать наше чувство собственного достоинства. Не нужно ежедневно заниматься самоанализом, пытаясь понять смысл своей жизни. Не нужно заниматься самоедством по причине скромности своих заслуг перед человечеством. Достаточно, скажем, признать свою нацию великой и отождествить себя с ней, – и вы уже не скромный обыватель, а очень даже неординарный человек только по праву принадлежности к великой нации.

Это широко распространённое свойство обывательского сознания подметил Карел Чапек. На исходе Первой мировой войны он публикует цикл заметок «Критика слов». В заметке «Мы нация, давшая миру…» он писал: «У нас любят говорить: „Мы – нация, давшая миру Гуса, Жижку, Сметану, мы – нация Коменского”. В свою очередь немцы говорят: „Мы нация Гёте, Канта, Бисмарка” и не знаю кого там ещё. „Мы – нация Гёте!” А ты, пишущий и говорящий это, какое отношение имеешь к Гёте? Ты чем-то похож на него? Ты мудр и человечен, любишь Францию, пишешь стихи и подаёшь миру пример? „Мы – нация Канта!” Но видишь ли ты, как видел Кант, в человеке цель, а отнюдь не средство? Были Гёте, Кант, был кто-то ещё, но есть ли в этом твоя заслуга, твой вклад, прибавило ли это тебе величия и совершенства? Стал ли ты культурным, великим, человечным и всемирно известным оттого, что кто-то до тебя был таким? Ты Вольф [Карл Герман Вольф – австро-венгерский пангерманист, инициатор шовинистических античешских кампаний. – Е.Ч. ] или Гёте? Кант или продажный борзописец? Ты-то кто?»

Обыватель не задумывается над этими вопросами: отождествление избавляет его от духовной работы и в то же время позволяет почувствовать себя значительной персоной – такими выгодами трудно не соблазниться, даже если ради них нужно отказаться от своей индивидуальности, тем более, что индивидуальностью ещё нужно себя осознать, а это дано далеко не всем, ведь такое осознание – тоже результат труда души. А трудиться лень.

Но мы не просто предпочитаем отождествление себя с группой ощущению себя индивидуальностью, потому что это вовсе не вопрос нашего свободного выбора, – нас с раннего детства воспитывают как уже принадлежащих к группе, причём не к одной: мы ещё неспособны понять, что такое государство, страна, родина, но нам уже вбивают в голову, что мы – не просто дети, не просто люди, а граждане своей страны; мы ещё неспособны понять, кто такой Бог, почему в него нужно верить и что такое церковь, а нам уже вбивают в голову, что мы не просто дети, не просто люди, а христиане, индуисты или мусульмане; мы ещё не умеем читать, а нам уже вбивают в головы основы политической грамоты. Моё советское детство – это рассказы о добром дедушке Ленине, несчастных рабочих и злых буржуа-капиталистах. Воспитание детей было и остаётся прежде всего процессом идентификации, а само это слово буквально означает отождествление с той или иной группой. Почему и для чего нас так настойчиво отождествляют с кем-то?

Как уже говорилось, в основе нашей цивилизации, нашей общественной жизни лежит конкуренция, а латинское слово соnсurrеntia означает столкновение, соперничество, борьбу. Во имя чего идёт борьба? Во имя высоких идеалов? Увы, такое на самом деле бывает редко. Чаще всего борьба идёт за обладание. Государства борются за территории. Церкви борются за верующих. Партии борются за власть. Компании борются за прибыли. Научные школы борются за монопольное право владеть истиной. Эта вечная борьба одних людей с другими – обычная для всего животного мира внутривидовая борьба. Но животное убивает лишь из необходимости-целесообразности, да и его агрессорские возможности ограничены его личной физической силой, выносливостью, хитростью. Жадность же человека не считается с необходимостью и целесообразностью, а потому, как известно, не знает границ; при этом наличие ядерного чемоданчика позволяет сегодня даже хилому параноику уничтожить весь мир одним нажатием на кнопку. Полвека назад зоолог, специалист по психологии животных, лауреат Нобелевской премии (1973) Конрад Лоренц охарактеризовал восемь главных опасностей для выживания человеческого рода и при этом подчеркнул: «Есть веские основания считать внутривидовую агрессию наиболее серьёзной опасностью, какая грозит человечеству в современных условиях». Это вовсе не фантазии кабинетного учёного – человека не от мира сего: во время Второй мировой войны Лоренцу довелось воевать на Восточном фронте, оказаться в советском плену и только спустя почти три года после окончания войны вернуться в разрушенную Германию. Он повидал многое и хорошо понимал, что такое внутривидовая агрессия для человеческого рода.