Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Если главной бедой нашего социального устройства является то, что в его основе лежит ненависть, значит, нужно устранить её. Если ненависть рождается из нашей разделённости, из нашей отчуждённости, то устранить ненависть из нашей общественной жизни – это прежде всего устранить всё, что нас разделяет, стереть границы между нами. «Всё, что вносит единение между людьми, есть благо и красота; всё, что их разъединяет, – зло и уродство. Все люди знают это определение. Оно запечатлено в нашем сердце», – написал столетие назад Лев Толстой.

Как известно, слова – это носители наиболее давних и глубинных смыслов. Так вот: во многих языках, относящихся к самым разным группам, быть целым означает быть живым, быть здоровым. В русском языке уцелеть означает остаться в живых. И так не только у славян. Скажем, в венгерском языке слово egész означает целый, а с суффиксом обобщающего значения – ség (соответствующим русским суффиксам «-ство», «-ость») оно означает здоровье, то есть способность к полноценной жизни. В нашем культурном сознании изначально заложено, что целостность, единство отвечают самой природе жизни.

И потому активно идущий ныне процесс глобализации – процесс всемирной экономической, политической, культурной и религиозной интеграции и унификации, процесс движения человечества к единству – это естественный, важный и позитивный процесс, отвечающий природе и логике жизни. Его идеологию человечество вынашивало от начал своей истории. Уже греческая античность, исходя из идеи единства человеческого рода, рождает концепцию космополитизма, согласно которой человек – гражданин мира. Для римской античности это уже постулат: «Надо жить с таким убеждением: „Не для одного уголка я рождён: весь мир мне отчизна”, – писал Луций Анней Сенека в одном из писем Луцилию. И не случайно Александр Македонский, ученик великого Аристотеля, был одержим идеей не просто завоевания Востока, но именно сближения Востока и Запада. Профессор Наталья Басовская, рассказав об этом в своей книге «Человек в зеркале истории» (2009), заметила: «Что из этого получилось, тоже известно. Но был замысел. И за ним стоят какие-то вечные идеалы». Этот вечный идеал единства как условия согласия и гармонии будет жить и в эпоху Средневековья. Единой основой культуры этой эпохи была религия, но и в ней уже были проложены границы и воздвигнуты перегородки: Бог, конечно, один, но церкви-то разные, да и каждая из них расколота, и каждая стремится доказать, что именно она правильно верит (слова «православие», «ортодоксия» и означает «правильноверие»), именно она обладает монополией на Божью благодать. Ну, а где границы – там и войны, и люди начинают убивать друг друга во имя своего милосердного Бога. Можно ли найти в истории человечества парадокс, исполненный более злого сарказма?

Но даже тогда находились люди, вдохновлявшиеся примером Того, для Кого не было ни эллина, ни иудея; люди, пытавшиеся примирить разные церкви, доказать, что Бог един, а потому всё, что разделяет разные конфессии, придумано людьми и должно быть уничтожено. Как пишет в своём фундаментальном труде «Цивилизация Возрождения» (1973) известный французский историк Жан Делюмо, «в середине XV века Николай Кузанский написал поразительное сочинение „De pace fidei” [„О согласии веры”]. Рейнский учёный, ставший епископом и кардиналом, трудился над объединением греческой и римской церкви и старался примирить гуситов со Святым престолом. На следующий день после падения Константинополя, вместо проповеди нового Крестового похода, он предложил дружеское обсуждение между представителями крупных религиозных конфессий. Но идея была настолько смелой, что он облёк её в форму „видения”. «Верующий человек» – т. е. сам автор – видит, как приходят к Богу представители разных народов, умоляющие установить единство религии на Земле, даже если и должно существовать разнообразие обрядов. Тогда Отец Небесный призвал своих ангелов, которые собрали перед ним всех мудрецов Вселенной. Глагол Бога, затем речи святого Петра и святого Павла им объясняли великие христианские тайны. Обсуждение закончилось чем-то вроде соглашения: мудрецы возвратились к себе, чтобы наставлять свой народ на единство подлинного культа. Иерусалим должен был стать религиозной столицей человечества. Таким образом, Николай Кузанский выдвинул типично гуманистический тезис о „фундаментальных положениях”, на основе которых все люди доброй воли могли бы вступить в соглашение…». Жан Делюмо приводит ещё целый ряд подобных примеров, красноречиво свидетельствующих о том, что вечный идеал человеческого единства проявлялся даже в такой консервативной сфере жизни, как жизнь церкви.

Активно развиваясь и обогащаясь, идеология единства мира становится особенно популярной в веке Просвещения, когда в разных странах Европы распространяется масонство как единая религия, когда в литературе становятся популярными произведения, подобные «Персидским письмам» (1721) француза Шарля Монтескье и «Гражданину мира, или Письмам китайца» (1762) англичанина Оливера Голдсмита. Эта идеология оказалась близкой взглядам создателей Соединённых Штатов Америки – государства, гражданами которого становились представители самых разных этносов и конфессий. Англо-американский писатель, философ, публицист, идеолог Американской революции Томас Пейн на рубеже XVIII–XIX веков писал: «Моя родина – вселенная, весь род человеческий – мои братья, моя религия – творить добро».

В ХIХ веке национализм и шовинизм будут восприниматься уже как атавизмы дикости, признаки культурной неразвитости. Гёте заметит в связи с этим: «Странная получается штука с национальной ненавистью. Она всего сильнее, всего яростнее на низших ступенях культуры. Но существует и такая ступень, где она вовсе исчезает, где счастье или горе соседнего народа воспринимаешь как своё собственное». Даже для первосвященников межцерковные различия всё чаще начнут восприниматься как надуманные. В конце ХIХ века митрополит Киевский и Галицкий Платон (Городецкий) афористично заметит: «Наши церковные перегородки до неба не доходят». Немного позднее эту же мысль столь же афористично выскажет человек совсем иной культуры – Махатма Ганди: «У Бога нет религии».

Эти идеи будут близки и ХХ веку. Великий учёный, немец Альберт Эйнштейн скажет: «Национализм – детская болезнь, корь человечества». Известный писатель, англичанин Герберт Уэллс напишет: «Наша истинная национальность – человек». Французский романист Анатоль Франс убеждённо отметит: «Без подлинной любви к человечеству нет подлинной любви к родине». 22 апреля 1945 года, так незадолго до Победы и совсем незадолго до своей гибели на боевом вылете, Антуан де Сент-Экзюпери в обращении к американским читателям «New-York Times» скажет: «Оглянитесь, друзья, мне кажется, что-то новое зарождается на нашей планете. Современная жизнь соединяет всех нас, образуя подобие нервной системы с бесчисленными контактами и мгновенно возникающими связями. Мы, как клетки, являемся частицами одного тела. Но у этого тела пока ещё нет души. Этот организм ещё не осознал себя. Бесполезна рука, не принимающая сигналы от глаз». Мысль о важности осознания мира как единого живого организма выскажет в своих «Жизненных наставлениях» Далай-лама XIV: «Если ты хочешь положить конец насилию, посмотри на мир как на одно-единственное существо».