Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Глава 37

Общественная жизнь: как приручить дракона обладания

Итак, ненависть, лежащая в основе нашей общественной жизни, порождена извечным человеческим стремлением к обладанию. Это самый страшный из драконов, с которыми вечно борется человечество. Мы, люди доброй воли, немало делаем для победы над ним. Мы стремимся сделать деятельность правительства и парламента, партий и движений, банков и промышленных компаний, университетов и больниц максимально прозрачной и подвластной контролю общества, чтобы их стремление к обладанию не противоречило интересам всего социума. Мы используем весь ресурс демократии, все свои гражданские свободы для протеста, если что-нибудь в их деятельности представляется нам неправильным или незаконным. Мы переизбираем или добиваемся отстранения тех, кто кажется нам негодным для своей должности. Мы боремся за принятие законов, которые не давали бы жадности торжествовать над справедливостью. И т. д., и т. п. Мы многое делаем для того, чтобы наши социальные отношения были более гуманными, мы нередко добиваемся побед в нашей борьбе, но и сегодня, как и сто лет назад, наша общественная жизнь остаётся, по словам Генри Адамса, «систематической организацией ненависти», которая обычно воплощается в зависти к одним и презрении к другим. А ведь ещё две тысячи лет назад Луций Анней Сенека сказал: «Старинное наставление называет три вещи, которых надо избегать: это – ненависть, зависть и презрение». Их господство ныне говорит о том, что, несмотря на все наши старания, нам никак не удаётся победить дракона обладания. В чём же дело? Почему наша борьба столь малорезультативна? Наверное, мы не понимаем что-то важное и потому делаем что-то не так. Но что?

Может, мы плохо понимаем, за что боремся? Да, кажется, понимаем. Ещё Великая французская революция Конституцией 1793 года провозгласила всеобщее счастье целью развития общества. Но с тех пор прошло уже двести с лишним лет, а всеобщее счастье и сегодня кажется таким же далёким, как и тогда. А ведь для его приближения человечество всё время неустанно боролось, что-то делало, но…. Уже герой романа Ивана Гончарова «Обломов» (1859) в связи с этим грустно заметил: «И сама история только в тоску повергает: учишь, читаешь, что вот-де настала година бедствий, несчастлив человек; вот собирается с силами, работает, гомозится, страшно терпит и трудится, всё готовит ясные дни. Вот настали они – тут бы хоть сама история отдохнула: нет, опять появились тучи, опять здание рухнуло, опять работать, гомозиться. Не остановятся ясные дни, бегут – и всё течёт жизнь, всё течёт, всё ломка да ломка». И разве сегодня, ещё через полтора столетия, наша общественная жизнь не заставляет нас вспоминать несчастного Сизифа?

Может, ещё не сложились необходимые для всеобщего счастья условия? А если так, то каковы они? Уже Великая французская революция чётко сформулировала их, написав на своих знамёнах: Свобода, Равенство, Братство. Вот за них мы прежде всего и боремся последние два с четвертью столетия. Но достаточно ли ясно мы представляем себе, за что мы боремся? Напомню, что ещё Авраам Линкольн заметил, что «овца и волк по-разному понимают слово „свобода”, в этом и суть разногласий, господствующих в человеческом обществе». В ХХ веке эту мысль выскажет выдающийся философ Карл Ясперс: «Самые глубокие противоречия между людьми обусловлены их пониманием свободы». Даже насильник и убийца считают, что совершаемое ими – проявление их свободы. Каждый сам решает, что именно входит в его «поле свободы». Но когда мы это решаем, то, как заметил психолог Ирвин Ялом в книге «Дар психотерапии», «посредством нашего выбора, наших действий или бездействия, мы, в конце концов, создаём самих себя. Мы не можем избавиться от этой ответственности, этой свободы. По словам Сартра, „мы обречены на то, чтобы быть свободными”, – пишет Ялом. Но если мы обречены быть свободными, то зачем мы тогда боремся за свободу? Вам не кажется, что теперь мы совсем перестаём понимать, что такое свобода?

Не всё просто и с равенством. Во-первых, оно, оказывается, не так уж хорошо сочетается со свободой, ибо, как сказал Николай Бердяев, «свобода есть право на неравенство». В этом был убеждён и Альбер Камю: «Политики не сознают, насколько равенство враждебно свободе. В Греции были свободные люди, потому что были рабы». Во-вторых, само равенство многим представляется несуществующим и даже просто невозможным. Так, Xосе Ортега-и-Гассет высказался на этот счёт недвусмысленно: «Под поверхностью всей современной жизни кроется глубочайшая и возмутительнейшая неправда – ложный постулат реального равенства людей». Будем откровенны: равенства нет нигде – ни в семье, ни в школьном классе, ни в рабочем коллективе, ни в спортивной команде, ни на кладбище, ни в памяти человечества. Да и всегда ли оно возможно и даже нужно? Я надеюсь, что и перед лицом Господа Мать Тереза и Пол Пот не равны. Но если так, то как после этого бороться за равенство, да и стоит ли, вообще, это делать?

Свобода и равенство соединяются в понятии демократии – едва ли не важнейшем концепте нашей общественной жизни. Два невразумительных для нас понятия соединились в третьем. Нужно ли удивляться тому, что и это третье оказалось таким же невразумительным? Основа демократии – равноправие. Казалось бы, что может быть плохого в такой замечательной вещи? Но когда, скажем, на всенародном референдуме важнейший вопрос жизни страны, решение которого повлияет на будущее миллионов её граждан, решает пьяница и наркоман, за всю жизнь не прочитавший ни одной книжки, забывший даже таблицу умножения и давно потерявший человеческий облик, но при этом его голос так же значим, как голос любого другого человека, то тогда ценность равноправия и демократии вызывает у меня большие сомнения. Если бы проблема была связана лишь с наличием маргинальных личностей, этому можно было бы не придавать значения, ведь их не так много. Но ведь и большинство, как уже говорилось, может привести к власти Муссолини, Гитлера, Сталина, большинство может желать военного реванша, одобрять массовые репрессии и отказ от демократических свобод. И сегодня нет-нет, да и вспомнишь известную фразу Уинстона Черчилля, стойкого приверженца демократии: «Лучший аргумент против демократии – пятиминутная беседа со средним избирателем».

Если даже свобода, равенство и демократия при ближайшем рассмотрении оказываются такими малопонятными и даже просто сомнительными вещами, то уж о братстве говорить просто не приходится. Крайне редкие его проявления можно наблюдать разве что во время предвыборных кампаний, когда известный политик, потомственный аристократ и миллионер, начинает обниматься с безвестным работягой, но мы с вами люди взрослые и знаем истинную цену этим выплескам братской любви на телекамеру.