Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

То, что предлагаемая университетом картина мира строится из идей и представлений самых разных наук, важно тем, что формирует у студентов холотропичное мышление. Студент начинает видеть и понимать мир как универсум, как целое, в котором всё связано со всем, в котором любое действие вызывает множество последствий, не всегда предсказуемых. Таким ви2дением и пониманием у него воспитывается уважение к миру и чувство ответственности перед ним.

Холотропичность – это целостность и системность ви2дения мира не только на уровне современности, но и на уровне истории. Хосе Ортега-и-Гассет подчёркивает, что на этапе «передачи культуры» университет будет не только знакомить студентов с современной картиной мира, но и «…довольно конкретно изображать её историческую эволюцию. Только это позволит студенту ясно понять, что представлял собой „мир”, в котором жил человек вчера, и позавчера, и тысячу лет назад, а также осознать особенности нашего современного „мира”». Почему это было важно для Ортеги и почему это важно для нас?

Такое обучение позволит студенту не только подняться до уровня современной культуры, но и в дальнейшем ясно видеть и понимать, какие явления, идеи, убеждения в окружающей его жизни принадлежат вчерашнему и позавчерашнему дню в её истории. Культурного человека никому не удастся сделать расистом, религиозным фанатиком, террористом.

Глубинное значение этого «общекультурного» знания заключается в том, что благодаря ему в сознании каждого студента культура станет, наконец-то, доминировать над цивилизацией, а значит – ценности бытия станут, наконец-то, доминировать над ценностями обладания. Как мы уже знаем, именно это является главным залогом прекращения сползания мира к катастрофе, главным условием гармонизации нашей общественной жизни.

Глава 44

Система образования: от «обладать знаниями» – к «быть знанием»

Xолотропичность мышления важна не только с точки зрения воспитания, но и для сугубо профессиональной подготовки студентов. Как преподаватель я пришёл к этому задолго до знакомства с «Миссией Университета» Ортеги и до того, как задумал написать эту книгу.

Тридцать лет назад я, литературовед-русист, вслед за выдающимся русским критиком XIX века Виссарионом Белинским и целым рядом других знающих людей задумался о том, почему русская литература развивалась во многом иначе, чем европейская, хотя обычно считается органичной её частью. Объяснить это сугубо литературными факторами мне никак не удавалось, я вынужден был всё более расширять контекст исследования и выходить на закономерности, которые работают не только в литературе и даже не только в искусстве, но во всей культуре. Когда я понял, чем русская культура по своему характеру и развитию отличалась от европейской, я смог понять, почему русская литература развивалась иначе, чем европейская.

Тогда мне и стало вполне ясно: если говорить не о частностях, а о самом главном, то нет отдельных закономерностей развития литературы и театра, музыки и общественной морали, архитектуры и форм любовных отношений, религиозных представлений и форм проведения свободного времени – есть общекультурные закономерности, которые, подобно средневековым универсалиям, проявляются в самых разных областях жизни. Поэтому для понимания судеб литературы и языка в данную эпоху очень желательно понимать также и то, как человек этой эпохи относился к Богу и природе, и то, как он понимал строение мироздания и человеческого организма, и то, как он различал добро и зло, закон и справедливость, и то, как относился к женщине и ребёнку. В качестве такого общекультурного процесса, затронувшего буквально все сферы жизни, я показал секуляризацию. Такое рассмотрение требует выхода далеко за границы одной лишь литературы, привлечения самого разнообразного материала. Вот почему вместо небольшого учебного пособия о специфике развития одной лишь русской и только лишь литературы мои студенты получили семисотстраничную книгу о развитии русской культуры и литературы на фоне европейских («Литературный процесс в историко-культурном контексте. Развитие и смена типов литературы и художественно-литературного сознания в русской словесности XI–XX веков», 1997). Думаю, что за все эти годы лишь очень немногие из них осилили её полностью.

Работая над этим учебным пособием, я открыл для себя банальную истину о том, что филолог, чтобы стать настоящим филологом, должен перестать быть только филологом. И разве опыт выдающихся филологов от Вильгельма Гумбольдта до Эрнста Роберта Курциуса, от Михаила Бахтина до Ноама Xомского не свидетельствует об этом самым убедительным образом?

Тогда, 20 лет назад, я несколько раз выступил с докладами и даже опубликовал пару статей о том, что филологическое образование у нас дискретно, что учебный план филолога – это винегрет из почти полусотни разнородных и почти никак не связанных между собой дисциплин. Я предложил положить в основу университетского филологического образования идею смены культурных эпох. Скажем, в данном семестре изучается эпоха Средневековья. Это означает, что студент изучает не только историю литературы и языка, историю литературоведческих и лингвистических идей в эту эпоху, старославянский и латинский языки как языки средневековой книжности, но и историю средневековых искусства, философии, религии, этики, эстетических представлений, права, морали, нравов. Я говорил о том, что очень желательно было бы знакомить филолога с тогдашними представлениями о строении мироздания и человеческого организма, экономическими и политическими идеями, т. п. По сути, речь шла именно об изучении картины мира определённой эпохи, о необходимости изучать филологию в контексте этой картины мира. Большинству моих коллег эта идея показалась тогда слишком экстравагантной.

Но ведь уже студентам первого курса мы объясняем: для того, чтобы понять точный смысл, то есть значение, какого-либо слова в произведении, нужно рассмотреть его в контексте всего предложения, ещё лучше – в контексте абзаца, ещё лучше – в контексте главы, но подлинное значение слова откроется нам лишь тогда, когда мы увидим его в контексте всего произведения, даже если это большой роман. Не пора ли нам объяснить самим себе, что и изучение филологии как науки обретёт свой настоящий смысл лишь тогда, когда мы увидим её в контексте всего «космоса наук»? Не пора ли нам объяснить самим себе, что так нужно изучать не одну филологию, а любую науку? Удачным решением и этой задачи является реализация идеи Xосе Ортеги-и-Гассета о «факультете культуры» как ядре университета. Только такое изучение поможет сделать мышление студента по-настоящему холотропичным.