Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Мои представления о женской красоте формировались в 60-е годы прошлого века, когда её олицетворяли Бриджит Бардо, Софи Лорен, Элизабет Тейлор. Очень разные, они, думаю, были сходны в одном: ни одна из них ни тогда, ни потом никак не вместилась бы в стандарт 90-60-90, но кто на этом основании станет оспаривать их красоту? Не так давно писали, что Бриджит Бардо признана эталоном женской красоты всех времён. Перешагнувшую 80-летний рубеж Софи Лорен и сегодня снимают для календарей в купальнике, и в этом возрасте она остаётся лицом крупнейших мировых брендов. Нечто подобное можно было бы рассказать и о других признанных красавицах тех уже далёких лет, но тут мне кто-нибудь возразит: это были другие времена, тогда были другие стандарты красоты. – Конечно, – отвечу я, – и отсюда следует, что не существует единого универсального стандарта красоты, причём его нет даже в рамках одного короткого временного периода. Опросы свидетельствуют, что пышные формы красавиц стандарта «plus size» большинству мужчин сегодня представляются куда более красивыми, чем стройные силуэты стандарта 90-60-90. Какому же стандарту соответствовать, чтобы быть красивой?

Итак, наша нелюбовь к себе коренится в нашей привычке сравнивать себя с другими людьми, которые обычно воплощают для нас существующие сегодня стандарты должного и совершенного. Из нашего несоответствия этим стандартам рождается нелюбовь к себе. Ошо Раджниш говорил об этом: «Вы не можете стать совершенными и потому начинаете испытывать чувство вины, вы теряете самоуважение. А человек, потерявший самоуважение, теряет человеческое достоинство. Чувство вашего достоинства попирается, ваша человеческая природа губится такими красивыми словами, как „совершенство” (книга «Любовь, свобода, одиночество»).

Что же делать? В популярных пособиях по психологии нам часто советуют просто перестать сравнивать себя с другими, потому что каждый из нас – неповторимая индивидуальность, потому что к каждому из нас обращён давний призыв поэта Осипа Мандельштама «Не сравнивай – живущий несравним». Совет этот вполне логичен, вот только, думаю, невыполним, ибо человек просто не может не сравнивать себя с другими людьми, причём именно потому, что ощущает себя индивидуальностью. Почему не может? Это что ещё за парадокс?

Как мы помним, главным инстинктом в человеческой природе является инстинкт самосохранения. Он же лежит и в основе всей человеческой культуры, главная функция которой – адаптивная: культура должна помочь человеку адаптироваться к жизни в нашем мире, чтобы не погибнуть, чтобы оставить потомство, чтобы передать потомству свой культурный опыт. Культура, чтобы помочь человеку адаптироваться к жизни, должна была объяснить ему её таинства и правила: что есть Бог и что есть человек, что есть добро и что есть зло, как обходиться с женой и как воспитывать детей, как вести себя на свадьбе и как – на похоронах. Носителем всего этого знания долгие века была традиция. Она передавала эту жизненно важную мудрость из поколения в поколение. Человек был послушен традиции и благодарно принимал её мудрость, потому что знал: Бог создал всех людей по одному замыслу, природа всех людей едина и неизменна; я – частица рода людского, я такой же, как мой отец, как мой дед, как мой прадед, как другие люди, а потому те правила жизни, по которым жили и живут они, – эти правила будут хороши и для меня.

Авторитет мудрости, передаваемой традицией, поддерживался, во-первых, её сакральностью: самые главные постулаты этой мудрости были записаны в священных книгах человечества, ибо их автором был сам Бог (вспомним, например, десять библейских заповедей). Во-вторых, авторитет этой мудрости поддерживался соборностью, то есть общепринятостью, общеобязательностью этих жизненных правил для всех без исключения.

Конечно, и в давние времена люди нередко нарушали эти правила, поступали против них, но даже в таких случаях они ясно понимали, что поступают неправильно, что грешат против истины и Бога. Украв соседскую курицу, человек знал, что нарушил восьмую заповедь Божью, гласящую «не укради», или знал хотя бы только то, что так делать нельзя. Даже нарушая правила, он не сомневался в их истинности. Позволю себе ещё раз привести высказывание известного культуролога Александра Михайлова о целой эре в истории европейской культуры, эре, длившейся от ранней греческой античности до конца ХVIII века: в эту эпоху «истиной можно играть и над истиной можно смеяться, можно из каких бы то ни было соображений переворачивать истину, но опровергать и отрицать истину, собственно говоря, нельзя, потому что тут, в рамках такого типа культуры, в конечном счёте всегда совершенно твёрдо известно, что есть истина и что есть истина» (статья «Античность как идеал и культурная реальность ХVIII – ХIХ веков», 1988). Раз так, то истину не нужно искать – она известна, ей нужно только следовать. Люди верили в это не одну тысячу лет, но пришло время, когда они стали сомневаться в этом.

Приблизительно на рубеже ХVIII – ХIХ веков обыкновенный европейский человек начинает осознавать себя индивидуальностью. Ростки этого самосознания пробивались в нём долго, по крайней мере, с ХII века, и пробивались медленно и трудно. Известный культуролог Леонид Баткин проследил этот процесс в ряде своих работ и прежде всего – в книгах «Итальянское Возрождение в поисках индивидуальности» (1989) и «Европейский человек наедине с собой» (2000). В первой из них он писал: «Нельзя переоценить всей всемирно-исторической радикальности переворота, приведшего, в частности, на пробеге XV–XVIII вв. к идее автономной человеческой индивидуальности. Это вовсе не „ещё одно” понимание места человека в мире (вслед за христианским, вслед за античным и т. п.). Принцип традиционализма (как бы конкретно он ни оформлялся) сменился, когда европейские небеса опустели, принципом личности…Принятие принципа, согласно которому отдельно стоящий человек значит бесконечно много просто в качестве такового, а не потому, что он есть частица чего-то огромного, не в силу почётного представительства, причастности и пр., переворачивало мир, просуществовавший тысячелетия. И всё, включая и нравственность, предстояло обретать заново. Это тектонический сдвиг мировой истории и культуры…» В чём суть этого грандиозного изменения?

Становясь индивидуальностью, человек перестаёт понимать себя таким, как все, универсальным «человеком вообще», каким веками осознавал себя до этого; он теперь ощущает себя этим человеком, именно этим и только этим – единственным, неповторимым, несравнимым, не таким, как все другие, жившие раньше и живущие ныне. И это ставит его в трудное положение: пока он ощущал себя таким же, как его отец, дед, прадед, как другие люди, – их жизненные ценности, переданные ему традицией, естественно становились его жизненными ценностями. Но для человека, ставшего индивидуальностью, традиционные ценности и идеалы уже совсем не очевидно истинны и совсем не очевидно приемлемы лично для него. Если я иной, чем они, то почему я должен думать, верить, поступать, любить, жить так же, как они? Теперь, как писал философ Григорий Померанц, «каждая личность – это особый подход к вечным проблемам „истины, добра и красоты” (книга «Выход из транса», 1995). Как только перестал быть универсальным человек, перестали быть универсальными и человеческие ценности.