Евгений Черноиваненко - Логика человеческой жизни

Для него, кого Гитлер считал своим личным врагом, совершенно понятно было и то, что ждёт лично его с приходом нацистов. Доброжелатели уже сообщили ему, что в списках тех, кто должен быть в первую очередь уничтожен после оккупации Чехословакии, он числится третьим.

Зная всё это, он, тем не менее, отказывается от предложения покинуть обречённую Чехословакию, с которым в конце ноября 1938 года из Англии прилетел к нему редактор лондонской «Таймс». «Нет, не хочу, – ответил Чапек. – Разве можно покинуть родину?» – «Иногда это необходимо», – сказал англичанин. – «Для меня в этом необходимости нет, не такая уж я важная персона. И вообще. Ничего я не хочу, и ничего мне не надо. Чего мне хотелось, того нет. Что мне было нужно, у меня отобрали. И Англию я любил. Мистер Чемберлен отобрал её у меня. Вы можете вернуть мне то, что у меня отобрали? Можете вернуть мне мою страну? My country? Почему вас волную я и не волновала судьба моей страны в Мюнхене? Пусть обо мне не беспокоятся. Как-нибудь переживу. Я знаю, что будет плохо. И нам, и вам. Я не хочу этого видеть. Не хочу этого слышать. Давайте поговорим о чём- нибудь другом».

Судьба, не раз сохранявшая жизнь Чапеку, и теперь будет милостива к нему. Она избавит его от издевательств в гестапо, от виселицы или от мучительной смерти в концлагере: через две недели после визита редактора «Таймс», провожая морозным декабрьским вечером навестивших его друзей до калитки своего дома и долго прощаясь с ними, словно зная, что навсегда, Чапек простудится, заболеет воспалением лёгких и через несколько дней умрёт. Бывший с Чапеком в его последнюю ночь врач, профессор Карлова университета Йозеф Харват, напишет потом: «Когда он на другой день умер, у меня осталось впечатление, что ему не хотелось жить в фашизирующемся мире».

Мы, стремясь продлить свою жизнь, стараемся ухаживать за своим телом, заниматься физическими упражнениями и правильно питаться, не зная о том, что не только качество, но и количество нашей жизни во многом зависит ещё и от того, насколько она наполнена нами смыслом. Об этом в своих работах много писал выдающийся психолог и психоаналитик Виктор Франкл. В книге «Воля к смыслу» он заметил: «Сильная смысловая ориентация может также продлевать жизнь или даже спасать её. Первое напоминает мне тот факт, что Гёте работал семь лет над завершением второй части „Фауста”. В конце концов, в январе 1832 года он завершил рукопись и через два месяца умер. Осмелюсь предположить, что в течение последних семи лет своей жизни он биологически жил за пределом своих возможностей. Он задержал свою смерть и оставался жив, пока не закончил свою работу и не реализовал смысл».

В своих книгах Виктор Франкл рассказывает немало случаев того, как смысловая наполненность жизни спасала жизнь узникам концлагерей. В книге «Человек в поисках смысла» он писал: «Не последний из уроков, которые мне удалось вынести из Освенцима и Дахау, состоял в том, что наибольшие шансы выжить даже в такой экстремальной ситуации имели, я бы сказал, те, кто был направлен в будущее, на дело, которое их ждало, на смысл, который они хотели реализовать. Позднее американские психиатры получили этому подтверждение на материале военнопленных, находившихся в японских, северокорейских и северовьетнамских лагерях». Читая о таких случаях, постепенно утверждаешься в мысли о том, что сама судьба нередко оберегает людей, которые в будущем могут выполнить некую духовную миссию. Эта закономерность ярко проявилась и в судьбе самого Франкла. Он рано понял своё предназначение. Уходя в концлагерь, он зашивает в подкладку пальто рукопись своей книги о логотерапии в отчаянной надежде на то, что сможет работать над ней и там: он знал, что эта книга нужна очень многим людям. Книгу, конечно, сохранить не удалось, но Судьба поразительно последовательно помогала Франклу выполнить его миссию, помогала ему выжить, подчас совершая для этого настоящие чудеса.

Однажды в лагере Терезин на вечернем построении Франкл был направлен в эшелон, который каждое утро вёз определённое количество заключённых в газовые камеры. Никто из тех, кого отправляли этим утренним эшелоном, никогда не возвращался. Что ему оставалось после этого? Или броситься на окружавшую лагерь проволоку под высоким напряжением, или попытаться бороться за жизнь до конца. Франкл попрощался с матерью и женой и пошёл в свой барак. Когда он шёл туда, глядя на закат солнца, он осознал, что сделал в своей жизни всё, что мог. Но значит ли это, что он обречён? У жизни своя логика, в ней нет ничего предопределённого, – даже когда надеяться уже, казалось бы, нельзя, вопреки всякой безнадёжности всегда остаётся какая-то надежда. Ничего в этот момент ещё не доказано, – думал Франкл, – потому что пока эшелон не пришёл и не отвёз меня в газовую камеру, жизнь открыта для всего, даже для самого невозможного. Последнее достоинство человека оказывается в том, чтобы ждать, что жизнь откроет тебе сейчас, чтобы быть открытым к этим возможностям, не исключать никакую из них, принимать и допускать любую. Нужно преодолеть ту своеобразную гордыню, будто бы ты заранее знаешь, чем всё кончится. Ведь никто не может гарантировать тебе на сто процентов, что ты погибнешь. А если так, то твоя личная ответственность заключается в том, чтобы быть открытым всем возможностям, которые могут возникнуть. А может, эшелон взорвут, или он пойдёт в другое место, где нет газовых камер. Позднее Франкл определит своё мировоззрение как трагический оптимизм, суть которого можно выразить формулой: дела обстоят плохо, но если мы не будем делать всё, что можно, то они будут ещё хуже, так что многое зависит и от нас. А тогда в Терезине случилось что-то совершенно поразительное и необъяснимое: наутро эшелон смерти не пришёл. Это был единственный случай за всю историю лагеря. Причины его так и остались неизвестными.

Он выживет в Освенциме, откуда его перевезут в Кауферинг III, филиал Дахау. И здесь он несколько раз избежит, казалось бы, совершенно неминуемой смерти. Однажды, когда он уже стоял в списках к отправке в газовую камеру, его номер вычеркнул главный врач концлагеря, которому он понадобился как помощник, и он действительно смог применить и в этом лагере свои врачебные знания, помочь многим людям. Другой раз должны были отправить 100 человек в газовые камеры, и Франкл оказался сотым в этой группе. Но произошло ещё одно чудо: надзиратель – венский гангстер, у которого были счёты с одним из заключённых, – спровоцировал с ним конфликт и втолкнул его в эту группу, вернув обратно сотого, чтобы цифры сошлись.

Последним концлагерем Франкла был другой филиал Дахау, Тюргхайм. Здесь он заболел какой-то инфекционной болезнью, разновидностью лихорадки, и был близок к смерти. Его отправили умирать в тифозный барак. Он уже впадал в сумеречное состояние, и, чтобы сохранить бодрствующим сознание, дух, начал набрасывать на клочках бумаги стенографические знаки – проект переработки своей книги, в издании которой он видел главный смысл своей жизни. Работая, Франкл забывал о болезни, хотя каждый день рядом с ним умирали люди. Через 16 дней он необъяснимым образом справился с лихорадкой. Он вновь – в который уже раз – избежал смерти. Трудно избавиться от впечатления о том, что сама судьба берегла его для жизни, для выполнения его миссии.